Билеты в Большой театр
8 903 710 85 87
Афиша театра Схема зала Схема проезда О компании Контакты

Творческий путь Ксении Держинской, часть 8.

Ранее: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7.

Трогательны были все сцены Февронии с Гришкой Кутерьмой. В сопоставлении образов предельной нравственной чистоты и столь же предельного нравственного падения с особой силой выступала гуманистическая идея композитора, его глубокая вера в человека. В. Р. Петров, замечательный исполнитель князя Юрия — наместника великого Китежа — говорил Ксении Георгиевне, что в этих сценах она всегда так волновала, что спазмы сжимали ого горло. Плакали и многие зрители. Целомудренность Февронии —Держинской ничего не имела общего с сухим аскетизмом «умерщвления плоти» святой, как пытались трактовать роль некоторые режиссеры. Ощущение чистоты Февронии рождалось у зрителя от ее наивной, восторженной влюбленности в природу, от наслаждения ее красотой и мудростью, от чисто человеческой жалостливой доброты ко всем ее созданиям. Ксения Георгиевна говорила, что она испытывала чувство огромного восторга и любви к каждой зверушке, к каждой травинке, которые ее окружали. Восторженно радостным гимном природе звучала вся сцена «Похвала пустыне»:

Ах ты, лес, мой лес, пустыня прекрасная,
Ты, дубравушка, царство зеленое!
Что родимая мати, любезная!
Меня с детства растила и пестовала.

— с широким легатированным, распевным, чисто русским ионием, неторопливым и плавным подъемом голоса от среднего регистра к верхнему, по мере нарастания душевного волнения Февронии.

Весь характер вокальной партии Февронии, в основе использующей центральный, самый выразительный регистр, мерный ритм, широкие интонации мелодической линии большого дыхания и красоты — вся эта прекрасная музыка идет от русской песенности, проникнута ее жизненной экспрессией, подлинным человеческим чувством, живым биением сердца. Да иначе и не может быть! В образе Февронии композитор в последний раз и с огромной выразительностью воплотил свое преклонение перед родной природой. Его пантеистическая философия в «Китеже» достигает высшей кульминации. Композитор не очеловечивает здесь природу (как в «Снегурочке»), а устами человека поет ей хвалу, хвалу всему живому, ибо он страстно и глубоко любит жизнь и людей. И эту живую, наполненную -восторгом и любовью музыку режиссеры хотели втиснуть в оковы иконописной стилизации, в мертвую декадентскую схему! Так велика была интуиция певицы, так тверда была ее убежденность в своей правоте, что она сумела не только проникнуть в поэтическую идею образа Февронии, но и отстоять свое понимание его.

Многие советские зрители не видели Держинскую в этой роли, и наша память не может воскресить живые воспоминания об ее Февронии. Но несмотря на то, что творчество актера несравненно менее долговечно, нежели творчество композитора, писателя или живописца, оно не умирает полностью для потомства. Продолжают жизнь традиции, созданные артистом в той или иной роли, сохраняются наиболее правдивые черты, воплощенные певцом в образе его героя. Так подлинное бессмертие получили образы, созданные Собиновым, Шаляпиным, Неждановой, продолжающие свою жизнь в творчестве лучших советских певцов. Так же живут и лучшие образы Держинской. Когда молодая Е. Д. Кругликова в середине 30-х годов впервые спела Февронию в постановке «Китежа» под управлением Н. С. Голованова, зрители были пленены чертами, несколько напоминавшими героиню Держинской. Так же узнаются подчас традиции замечательной русской певицы и в новых Лизах и Ярославнах Большого театра, его Наташах и Мариях...

Некогда В. В. Стасов, восторженно приветствуя Шаляпина, заметил, что хотя великий русский певец явился создателем ряда непревзойденных образов «иноземных», главным торжеством, главной славой его было создание личностей своей Родины, национально русских. Эти слова несомненно можно было бы отнести и к К. Г. Держинской. Галерея драматических образов русской оперной классики нашла в лице Держинской выдающегося интерпретатора. Держинская более, чем кто-либо из предшествовавших ей драматических певиц, сумела почувствовать и передать высокий гуманизм русского искусства. Все замечательные образы литературы и поэзии, му¬зыки и театра — от пушкинской Татьяны до горьковской Ниловны — воспевают нравственную силу и чистоту русской женщины, ее духовное величие и красоту, цельность ее натуры, глубоко и страстно чувствующей. Эта тема русского искусства явилась ведущей темой вокально-сценического творчества Держинской. Она создала на оперной сцене классические портреты русских женщин, образы большой идейной наполненности и жизненной правды, глубокой человечности и поэтической романтики. Советская артистка на советской сцене воспела беззаветный героизм и стойкость характера русской женщины, ее преданность чувству, и прежде всего — чувству любви к родине. Этого вполне достаточно, чтобы навсегда завоевать К. Г. Держинской почетное место в истории оперного искусства нашей страны.