Билеты в Большой театр 
Но ту Ярославну, которая так ярко запомнилась нашему поколению слушателей, Держинская создала уже на советской сцене. Советская эпоха, необычайно раскрывшая идейно-художественные перспективы искусства, расширила и творческие стремления артистки. В каждой своей роли она стала стремиться подчеркивать принадлежащие ей социально-исторические и национальные черты. Так и Ярославна стала не только верной подругой Игоря, но, прежде всего, дочерью русского народа, воплощавшей в себе его лучшие черты: любовь к родине, стойкость и мужество. Ярославна Держинской — носительница героико-патриотической идеи, во имя которой Бородин создавал свою оперу. — «По-моему, в опере... все должно быть писано крупными штрихами, ясно, ярко...» — заметил Бородин. Этому эстетическому требованию композитора отвечает эпически строгая пластика героини Держинской, точно напоминающей образы древнерусских фресок и росписей. В ней не было ничего лишнего, преувеличенного — все ясно, ярко и в то же время предельно скупо.
Держинская тонко раскрывала волевое, властное начало характера Ярославны, глубокую тоску любящего сердца и беззаветный героизм, стойкость русской женщины. Крупным широким мазком Держинская намечала эти черты своей героини, показывая его в развитии, в динамике. В прологе, когда Ярославна выходит к князю, чтобы принять «прощальное целование», ее образ овеян суровой красотой древних эпических сказаний. Во второй картине, в ариозо Ярославны певица вдруг поражала теплотой лирических красок, задушевной мягкостью экспрессии, интонационной гибкостью голоса. Сцена с девушками подготовляла перелом образа, который по-новому проявляется в эпизоде с Владимиром Галицким, «князем-босяком», по выражению В. В. Стасова. Исчезают мягкие, женственные интонации. Горделивым возмущением оскорбленного достоинства жены Игоря дышат слова Ярославны: «Да ты забыл, что я княгиня, что князем власть мне здесь дана?» Высокая фигура княгини еще более выпрямляется, повелительным жестом она приказывает брату удалиться. И снова перевоплощение: с приветливым спокойствием Ярославна встречает думных бояр. Стойко выслушивает она недобрую весть о пленении половцами мужа, об угрозе, нависшей над Путивлем. Минутная слабость преодолена, и Ярославна вновь обретает душевную силу. На фоне тревожного набата и звуков приближающейся сечи, реплики Ярославны звучат, как героический призыв к борьбе, к битве за Родину... Зарево пожара освещает кажущуюся монументальной фигуру княгини с широко распростертыми руками, словно она стремится защитить от захватчиков всю свою землю, весь народ.
Вершиной вокально-исполнительского мастерства певицы всегда являлся знаменитый «Плач Ярославны» в эпилоге оперы. В «Плаче Ярославны» Бородин с особой силой художественного обобщения запечатлел народный характер, достигая здесь поистине эпических высот. Строгая красота и классическая законченность мелодического образа «Плача», словно выросшего из жалобных причитаний тысяч обездоленных русских матерей и жен, приближают эту гениальнейшую страницу оперы Бородина к уровню поэтического образа «Слова». Глубокую народность «Плача» подчеркивает и следующий за ним знаменитый хор поселян, словно подхватывающий и продолжающий печальную думу Ярославны. Держинская в своем исполнении прекрасно передавала ощущение необъятной широты мелодического дыхания, беспредельного, как сама русская природа. Мягко и плавно, без малейшего напряжения голос певицы вел мелодию, имеющую мало равных себе по неисчерпаемому богатству и своеобразию интонационного и ритмического рисунка. Слушатель не замечал предельных трудностей «Плача» и отдавался во власть глубокого обаяния задушевной теплоты и женственной красоты его музыки.
Искренняя, порывистая в своих чувствах Купава («Снегурочка») и эпически-спокойная Милитриса («Сказка о царе Салтане») — такой запомнилась Держинская в этих спектаклях Большого театра. Купаву, правда, Ксения Георгиевна но пела в последние годы пребывания на сцене, но в партии Милитрисы она охотно и часто выступала вплоть до грозных событий весны 1941 года, оказавшейся последней весной артистической жизни певицы в ее любимом Большом театре... Мне запомнилось одно из последних выступлений Держинской в «Сказке о царе Салтане» на воскресном утреннике, когда зал Большого театра заполнила шумная, неугомонная толпа юных зрителей... Ее Милитриса была озарена ласковым, мягким и ровным светом, который словно излучали ее голос, движения, черты лица, проникнутые спокойной добротой и кротким благородством.
Образ Милитрисы, очевидно, в чем-то явился преемственным от другого образа, созданного Держинской в расцвете дарования и обозначившего серьезный этап в творческой биографии артистки. Это была Феврония в «Сказании о невидимом граде Китеже», которую, как и Веру Шелогу в одноименной опере-прологе Римского-Корсакова, надо отнести к лучшим творениям Держинской. Имя певицы неразрывно связано именно с данными персонажами Римского-Корсакова и это представляется глубоко закономерным. Героиня древнего сказания и русская боярыня XVI века мало походят друг на друга, различны они и по масштабу их ролей, но тем не менее их объединяет одна основная черта. В этих двух образах Римский-Корсаков с наибольшей цельностью, по-своему, воплотил идею нравственной силы русской женщины, величия и красоты ее духовного мира.
