Билеты в Большой театр 
Мейерхольд требовал от актера решать образ пластически. И надо сказать, все актеры мейерхольдовского театра изумительно двигались по сцене, танцевали, если надо, прыгали, кувыркались, делали почти акробатические трюки. Физкультура, ритмика, акробатика, танец, фехтование — всей этой премудрости они были обучены. И если в прежних своих постановках для усиления выразительности Мейерхольд вводил движущиеся декорации, аккомпанемент джазбанда (например, в спектакле «Даешь Европу!»), то в «Учителе Бубусе» он поставил иные задачи — «чередование игры и так называемой предыгры и сцен разговорных и мимических». Предыгра, говорил Мейерхольд, была излюбленным приемом в старояпонском и старокитайском театре.
Предыгра — это когда актер уподобляется хирургу. Когда «из-под плаща построенного образа показывает природу этого образа, произносит не одни слова, данные драматургом, а как бы корни, слова эти создавшие...». Иными словами, каждая мизансцена как бы предварялась пантомимой, чем достигалось пластическое единство спектакля, столь ценимое Мейерхольдом. Этот принцип я должен был реализовать в «Учителе Бубусе», становясь сопостановщиком Мейерхольда по части танцев, пластики и движения. Действие спектакля режиссер строил на музыке Листа и Шопена. Он даже дал «Бубусу» подзаголовок: «Комедия на музыке». Партию рояля исполнял будущий кинорежиссер Лео Оскарович Арнштам.
Мария Ивановна Бабанова должна была сыграть не просто роль «буржуазии», но буржуазки изысканно рафинированной. Рафинированность мыслилась Мейерхольдом как оборотная сторона бездушия и жестокости. Для изображения этой рафинированности Мейерхольд искал особые мизансцены, как он выражался, «монтаж костюма», а с костюмом приходит и жест. Одну из сцен он видел так: Бабанова — Tea должна танцевать в пачке на пуантах, как настоящая балерина. Мы стали репетировать с Марией Ивановной эту сцену. Я показывал ей балетные движения, учил ее танцевать «на пальцах». Надел на нее короткую пачку, и она «рассыпала» на сцене мелкие па-де-бурре. В «Учителе Бубусе» была сцена, когда Tea сидит в своей комнате и мечтает о том, что она будет балериной. Танец был небольшой, но работали мы над ним недели две. Премьера «Учителя Бубуса» состоялась 29 января 1925 года. И ее успех закрепил наши с Мейерхольдом отношения.
Он теперь приглашал меня почти на все свои постановки. Я ставил танцы в «Горе уму», в последней редакции пьесы «Даешь Европу!» по И. Эренбургу и Б. Келлерману, в «Последнем решительном» Вс. Вишневского, в «Даме с камелиями»... В грибоедовской пьесе я поставил вальс Бетховена, инструментовку которого сделал Б. Асафьев. В нем участвовали все действующие лица, кроме Чацкого, произносившего в это время свой монолог. Выход княжен был построен на шубертовских экоссезах, которые Мейерхольд тщательно подбирал. И даже эмоциональная напряженность Чацкого раскрывалась в музыкальных импровизациях — Бетховен, Моцарт, Бах.
В «Даме с камелиями» мне довелось ставить вальс на балу. Его наряду с другими участниками танцевали 3. Н. Райх и М. И. Царев, который был специально приглашен Мейерхольдом из Ленинграда на роль Армана Дюваля и великолепно исполнял ее. В «Последнем решительном» передо мной стояла другая задача — поставить движения. Мейерхольд придавал им огромное значение, не раз повторяя, что «слова... это узор на движении», «движение является для них опорой». Движения в спектаклях Мейерхольда органически входили в построение сцен, диалогов, ансамблей, в разработку темпов действия.
Всеволод Эмильевич очень интересно толковал пьесу Всеволода Вишневского, утверждая, что главное в ней — наивность, что в ней нет ничего мудреного, «все просто, просто, просто и просто». Но при этом у драматурга большой запас мыслей, большой запас сцен. «Здесь нет ерундовины. Здесь каждый малюсенький моментик что-то накапливает, он обязательно для чего-то здесь поставлен». Эту наивность и простоту очень трудно сыграть, так как, говорил Мейерхольд, актеры «утеряли эту наивность». Наивность, которой гениально владеют Чаплин и актеры театра Кабуки.
Движения, проходы, целые пантомимические сцены должны были раскрыть содержание пьесы. Так, Зинаида Райх, исполнявшая роль романтической барышни, прогуливалась по сцене с матросом. Она медленно шла, поигрывая цветком, а матрос следовал за ней конфузливо и влюбленно. Проход становился частью характеристики обоих. Затем оба поднимались на веранду. Барышня смотрела на море и томно произносила: «Чайки!» — «Факт, чайки!» — бухал матрос.
Во время работы над спектаклем Мейерхольд советовал актерам выбрать сценические эффекты, которые были бы понятны не искушенному ни в каких тонкостях человеку, попавшему в зрительный зал. Он вообще считал предельно действенный прием приемом «агитационного театра». В этом смысле очень интересно была решена сцена боя, в которой погибали все краснофлотцы, кроме тяжело раненного матроса Бушуева. Его играл Николай Боголюбов. По пьесе у Бушуева было несколько фраз. «Всех не убьете! Нас осталось сто шестьдесят миллионов!» Мейерхольд решил, что Бушуев должен написать на стене цифры этой победной арифметики. Цепляясь из последних сил, падая и поднимаясь вновь, он царапал мелом: 162 ООО ООО 27
