Билеты в Большой театр 
– Вы – уникальная балерина, в равной степени владеющая тремя школами классического танца: русской, французской и американской. Которая из них вам ближе и больше всего повлияла на ваш танцевальный почерк?
– Все школы дали что-то своё: одна больше внимания обращала на технические детали, другая – на выявление индивидуальности именно в танце, а третья ценит актёрское начало. Баланчин знал все три и умел использовать всё лучшее из того, чем каждый из нас владел. Баланчин, как искусный повар, из разных продуктов готовил шедевры. Он любил чистые линии и ясность в танце, очень уважал школу и учителей, безумно радовался, когда к нему в труппу приходил артист с безупречной выучкой. Ведь все современные нововведения, которые он напридумал, были производными от классики – она в основе всех его балетов.
– Как вы – баланчинская балерина – определите, что такое стиль Баланчина и в чём его особенности? Критики называет его «неоклассикой»...
– Я полагаю, что классика – это нечто очень старое, чистое, академичное. У него совсем другая классика, поэтому и говорят, что стиль Баланчина – неоклассика. Но многие балеты Баланчина абсолютно классические. Все зависит от музыки – она диктует стилистические особенности. Как вы могли увидеть в фильме «Виолетт и мистер Би», во многих его балетах совсем свободные руки и меньше академизма, чем в балетах Петипа. Понятно, что все эти движения являются прямым выражением музыки – классической, романтической, неклассической, додекафонии XX века. В связи с вопросом о стиле Баланчина я вспомнила одну поговорку. У нас говорят, что слон не может войти в дом коровой. Я имею в виду, что стиль Баланчина нельзя определить одним-единственным термином. Нельзя Баланчина, подобно нитке, продеть сквозь игольное ушко.
– Можно ли сохранить стиль Баланчина – и как с этим обстоит сегодня?
– Сам Баланчин время от времени что-то менял в своей хореографии, придумывал нечто новое. Поэтому, быть может, стиль окончательно не исчезнет, но кардинально поменяется. Я уже говорила, что при постановке он учитывал особенности каждого исполнителя, ставил на индивидуальность. Как в случае со мной: я очень быстро вращалась (правда, думаю, не всегда блестяще), и в «Раймонде» у меня было очень много пируэтов. Но как-то у меня была травмирована левая нога, и я не могла вращаться, как обычно, поэтому Баланчин заменил каскад вращений чередованием saut de chat и пируэтов. Бывало и так, что он вообще менял концепцию балета, желая попробовать нечто новое. Баланчин со своими балетами делал, что хотел! Но, вы же знаете, что сейчас существует Фонд Баланчина. И этот фонд очень тщательно следит за тем, чтобы наследие Баланчина сохранялось в том виде, в каком он его оставил. И я думаю, что пока не стоит переживать, что стиль Баланчина может исчезнуть. 
– Как артисты Большого справляются с вашим мастер-классом по технике Баланчина?
– Артисты очень много работают, и я понимаю, что они безумно устают, при том многие из них впервые встречаются с репертуаром Баланчина. Поэтому я даю им нетрудный класс – у них каждый день репетиции, другие спектакли, и они должны отдыхать. При том на уроке всегда есть несколько сложных комбинаций – из тех, которые когда-то нам давал сам Баланчин. Есть и очень быстрые движения на сообразительность. Я понимаю, что для ваших артистов это непривычно и, быть может, не совсем удобно, поэтому стараюсь их особо не мучить. В итальянском языке есть выражение: «кто идет медленно, тот большего достигает». Я всегда стараюсь работать по этому принципу. Я лишь две недели даю утренние классы в Большом. Это маленький срок, но и во время занятий и на репетициях я стараюсь как можно доступнее преподнести особенности стиля Баланчина, поделиться тем, что я знаю. Артисты выкладываются на все сто процентов, и, по-моему, результат очевиден. Вы же видели, как они хорошо танцевали сегодня! Хореография Баланчина прямо вытекает из его классов, поэтому я надеюсь, что мои уроки помогли понять особенности его постановок. У Баланчина все абсолютно логично – все, что он делал в классе, он переносил в свои работы. Его движения совершенны и динамичны – таких до него не существовало. И к музыке у него было особое отношение – всё надо было делать очень чётко: на раз ты стоишь, на два – другая поза: ни на секунду раньше, ни на секунду позже. У каждого движения свой темп. Нам было очень трудно.
– Значит, вы считаете, что наши артисты достойно справляются с программой, которую они сейчас исполняют?
– Я очень рада, что артисты распробовали стиль Баланчина, они начали танцевать, начали его чувствовать. Если говорить о программе, то «Кончерто барокко» – неоклассика, «Тарантелла» – полухарактерный танец, Pas de deux Чайковского – тоже неоклассика, Pas de deux «Сильвии» – более современная вещь, и, наконец, «Симфония до мажор» – большой, почти классический балет. И, конечно, «Агон» – чистый, прозрачный, каждое движение которого отражает музыку. У Стравинского безумно трудная для танцовщиков музыка: ты должен все время считать. Вот и считаешь: раз-два-три, раз-два-три, а потом в ней возникает пауза. Просто нет музыки, но ты всё равно должен считать, иначе окончательно потеряешься в этом хитроумном лабиринте. Но, по-моему, ваши артисты – молодцы, они со всем очень хорошо справляются.
Интервью Виктории Петровой
Журнал «Большой театр», 2004 год
