РАБОТА В БОЛЬШОМ ТЕАТРЕ.
Самсон и Далила (продолжение)
Вспоминаю, как в этом действии танцевала знаменитую «Вакханалию» Екатерина Васильевна Гельцер.
Из-за кулис выбегала юная стройная девушка, в хитоне оранжево-красного цвета, ее каштановые, с рыжеватым оттенком волосы были распущены, голова убрана виноградными листьями, в руках она держала виноградную лозу. Она начинала резвиться, играть и шутя танцевать, изображая наивную девочку. Вдруг, вся съежившись, она садилась, на пол и прислушивалась к приближавшимся шагам. Появлялся юноша — еврейский воин. Девушка смущалась и рисовала на песке какие-то знаки. Юноша подходил к ней, тогда она начинала танцевать, сначала медленно, а потом тадец постепенно переходил в страстную пляску, в дикое кружение. Потом начиналась «Вакханалия». В страстном порыве юноша уносил девушку со сцены.
Танец Гельцер отличался ярким артистизмом, предельной выразительностью, темпераментом, экспрессивностью; особенно пластичны и музыкальны были руки. Все ее движения сливались с музыкой. Гельцер была не только танцовщицей, но и артисткой. В то время это перевоплощение в образ и актерская игра в танце были новаторством.
Финал оперы был грандиозен. В разгар веселья входит слепой Самсон, его ведет ребенок. Толпа встречала Самсона насмешками и издевательствами. Далила медленно сходила по ступенькам, подходила к Самсону с чашей в руках и пела ему: «Помнишь ли ты минуты наслаждения?! Помнишь ли ты ласк жгучих упоенье? Тайну твою вырвала я, выдать ее я обещала. Далила отмстила тебе за Дагона, за народ, за униженье».
Я и Верховный жрец направлялись в алтарь. На жертвеннике, убранном цветами, горел огонь. Взяв чаши, мы совершали возлияние. Самсон стоял посреди сцены, подавленный горем, он просил ребенка поставить его между двух колонн. Почувствовав вновь обретенную силу (за долгое время пребывания в тюрьме волосы его выросли), Самсон расшатывал колонны, и храм рушился среди общего крика и уя^аса...
Я люблю петь эти чудесные, певучие арии, так удобно написанные для голоса. Я стою за мелодию в пении.
Опера «Самсон и Далила», к моему большому сожалению, очень недолго продержалась в репертуаре нашего театра.
Начав свою работу в Большом театре в сезон 1916/17 года, я могу С гордостью сказать про себя, что являюсь подлинно советской оперной артисткой, ибо именно с этого великого исторического момента началось мое становление как певицы. Я поняла великое значение революции, поняла, что искусство должно служить народу, поняла ту огромную роль, которая выпала на долю нас, артистов, поняла, какие необъятные горизонты раскрылись перед нами.
Надо было видеть пытливые лица красноармейцев, краснофлотцев, рабочих, школьников, которые восторженно принимали наши выступления, когда мы приезжали к ним с концертами.
В рабочие и воинские аудитории с нами часто ездила А. В. Нежданова. Однажды, во время гражданской войны, мы поехали в казармы со спектаклем «Царская невеста», который пели под рояль. Дирижировал Н. С. Голованов. Спектакль шел в сукнах, без декораций, но с мизансценами, в костюмах и гриме. Красноармейцы слушали нас с увлечением.
Мы работали тогда за «пайки», время было трудное, и мы были счастливы, когда привозили домой буханку хлеба, селедку, патоку...
С большой любовью вспоминаю и мои поездки в детские дома, когда я пела маленьким детишкам песенки из сборника «Ай-ду-ду». Особенно они любили колыбельную песню Гречанинова. Когда я доходила до слов: «Как у котика-кота была мачеха лиха, она била кота поперек живота» в зале неизменно раздавался дружный смех детишек, и мне так радостно было смотреть на веселые детские личики.
Участвуя в перестройке театра, я твердо верила в то, что смогу продолжать на сцене реалистические традиции в оперном искусстве, заложенные Неждановой, Собиновым и Шаляпиным, отражать в своем творчестве подлинную жизнь.
Мы, «артисты, включились в большую работу. С большим энтузиазмом я стала разучивать новые партии.
Иллюстрации к книге: