Билеты в Большой театр 
УЧЕБА В КОНСЕРВАТОРИИ. ЗНАКОМСТВО С А. В. НЕЖДАНОВОЙ. ПЕРВЫЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ. ПРОБА В МАРИИНСКОМ ТЕАТРЕ. ПОСТУПЛЕНИЕ В БОЛЬШОЙ ТЕАТР
(продолжение)
Я стала бывать у Неждановой, познакомилась с ее матерью — Марией Николаевной, очень симпатичной и приветливой старушкой, с сестрой — Ниной Васильевной, с которой у меня сохранились сердечные, дружеские отношения. Антонина Васильевна и ее семья относились ко мне по-родственному и стали для меня близкими людьми.
Во время моего пребывания в консерватории у меня было много друзей среди учеников У. А. Мазетти, Е. А. Лавровской, В. М. Зарудной. Мы часто собирались, устраивали студенческие вечеринки, на которых было очень весело, студенты делились своими впечатлениями, пели, спорили, критиковали. Я считала, что Мазетти был лучшим педагогом. На ученических вечерах его воспитанники как-то выделялись среди других. Чувствовались большая культура, музыкальность, интересный подбор исполняемых вещей, прекрасная постановка голоса, глубина трактовки музыкальных произведений.
В свободное время мы любили пробираться на галерку Большого зала консерватории, где по утрам происходили репетиции симфонических концертов, приезжих гастролеров, дирижеров, пианистов, певцов. Конечно, нам это не разрешалось, но мы старались быть незамеченными.
Великим постом обыкновенно съезжались антрепренеры из провинциальных городов, чтобы набирать труппы на предстоящий сезон. Многие оканчивающие ученики уже были им известны по выступлениям в провинции, в концертах, в спектаклях, и они вели с ними переговоры. Ко мне также обращались, но я мечтала о Большом театре и потому отказывалась от предложений. Мой дядя Сергей Трофимович, который обещал по окончании консерватории устроить меня в Большой театр, когда наступил решающий момент, заколебался. Он боялся, что, если он устроит свою племянницу в театр, его могут упрекнуть в протежировании, а так как на пробах его голос был решающим, он не хотел дать мне пробу в Большом театре.
А. В. Нежданова очень настаивала на моей пробе, и однажды, когда в Москву приехал директор императорских театров В. А. Теляковский, было решено, что постом я поеду на пробу в Петербург, в Мариинский театр (ныне Ленинградский театр оперы и балета имени Кирова) и буду петь не под именем Обуховой, а Андреевой — псевдоним, который я себе выбрала по отчеству. Великим постом 1912 года мы с сестрой поехали в Петербург.
Я приготовила романс Полины из оперы «Пиковая дама», арию Любавы из «Садко» и сцену Амнерис в подземелье из «Аиды». Накануне пробы я все прорепетировала с концертмейстером театра Дуловым. Утром в день пробы я прочитала заметку в газете: «Сегодня в Мариинском театре состоится состязание певцов». Это меня удивило, смутило и взволновало. Я плохо сейчас припоминаю, как очутилась в театре. Помню я себя уже стоящей за кулисами, где собралось много народу: нарядные дамы, многие даже в шляпах, в длинных вечерних платьях. Все это были пробовавшиеся артисты из разных провинциальных театров. Они держались очень уверенно и смело. Я чувствовала себя среди них такой скромной, маленькой, незаметной. На сцене стоял рояль. В зрительном зале было темно, там за столом сидела комиссия, состоявшая из дирижеров, режиссеров и артистов с Теляковским во главе. Нас предупредили, что будут вызывать по алфавиту и что если во время исполнения в зрительном зале зажжется лампочка, то надо прекратить петь, взять ноты и уйти со сцены. Это означало, что ваш голос и вы не понравились. До моего выступления было несколько таких случаев, и это казалось очень обидным.
Когда меня вызвали, я вышла на сцену и встала около рояля. Меня спросили, что я буду петь. Я назвала романс Полины. Когда я его допела, голос из зрительного зала спросил, что я еще могу спеть. Я спела речитатив и арию Любавы. Из зала опять послышался голос, спрашивавший, что я еще могу спеть. Я предложила спеть речитатив Амнерис.
