Билеты в Большой театр 
ВВЕДЕНИЕ (Продолжение)
Все области художественной культуры в той или иной степени переплетаются между собою, уходя корнями в порождающую их действительность, в живую жизнь, горячее дыхание которой ощущается даже тогда, когда ее образы облекаются в одежды фантастики или далекого прошлого, будь то «Кащей» Римского-Корсакова, с грозной силой прозвучавший в мартовские дни памятного всей России 1905 года, или «Фараон» Болеслава Пруса, вызвавший ярость клерикальных кругов не только на родине великого польского писателя.
Каждый мастер с юных лет воспринимает многообразные впечатления, формирующие его творческий облик, способствующие проявлению его дарования. Так созревал и громадный, «лучезарный», по выражению Генриха Нейгауза, талант Надежды Андреевны Обуховой. Началом ее творческого пути следует считать не первые уроки пения и даже не первые часы, проведенные за фортепьяно с дедушкой. Еще до этого будущая певица начала воспринимать обаяние человеческих чувств, теплоту которых она постигала неискушенным сердцем ребенка, обаяние природы и родной земли.
«А какие песни пели косари, широко, ловко и легко взмахивая косами, которые ярко блестели на солнце»,— писала на склоне лет Обухова в своих воспоминаниях. Уже на первых страницах этих воспоминаний автор пишет о сельских девушках, которые «плясали круговую, сопровождая пляску пением частушек», и пастухе, «который заунывно наигрывал на своей дудочке», и молодой крестьянке, тихо напевающей, чтобы успокоить своего плачущего ребенка, и «вечерних хороводах и круговых плясках с припевами, прибаутками и частушками».
Итак, в очень юные годы рождались впечатления, которые сохранились у Надежды Андреевны до конца ее дней. Знаменательно, что впечатления эти были связаны с песенно-танцевальным и инструментальным творчеством русского народа. Именно это в значительной степени определило национальные черты творчества будущей великой певицы.
Если говорить об этих чертах, о русской вокальной школе, то невольно вспомнится бессмертное имя Глинки, который был ее истинным отцом. Это не значит, что нужно предать забвению великолепное искусство русских уставщиков, которое, как мы имеем все основания полагать, далеко не ограничивалось рамками культового чина. Но и это искусство становилось подлинно человечным тогда, когда в него вторгалась живая песенная стихия, творцом которой Глинка считал народ. Погружаясь именно в эту стихию, он создавал русскую музыкальную классику, насыщенную — и об этом следует, пожалуй, напомнить — не цитатами, а интонациями, определяющими строй величавой русской речи и строй бесконечно богатой выразительными средствами русской песни.
Изучая эти средства, Глинка положил начало не только классике отечественной музыки, но и русской вокальной школе. Как упомянутые уже упражнения для «первого русского баса» О. А. Петрова, так и методические пояснения к ним содержат в себе целые откровения, прежде всего потому, что Глинка ввел понятие и разъяснил значение «натуральных звуков», определив этим термином естественный, основной диапазон каждого голоса. Нельзя забывать также, что упражнения для О. А. Петрова были написаны, по всей вероятности, именно в 1836 году, когда Глинка сам разучивал партии с первыми исполнителями «Ивана Сусанина», то есть с тем же Петровым, его женой А. Я. Петровой-Воробьевой и В. А. Шемаевой.
«Началом вокально-педагогической деятельности Глинки можно считать 1828 год, а первым его учеником — тенора Н. К. Иванова, впоследствии — первоклассного певца»,— отмечает А. С. Ляпунова, называя и других певцов, учившихся у Глинки, в том числе С. С. Гулак-Артемовского и прославленных артисток Д. М. Леонову и Л. И. Беленицыну (Кармалину), занимавшихся под руководством Глинки в последние годы его жизни. Имена этих певиц переплетаются с именами Мусоргского, Даргомыжского и других строителей русской музыкальной культуры, фундамент которой заложил Глинка.
Глинкинские традиции и поныне лежат в основе русского музыкального творчества и вокального искусства. Изучая формирование певческого облика Н. А. Обуховой, мы не можем не сказать хотя бы несколько слов об этих традициях, отнюдь не ограничивающихся, однако, тем щедрым крестьянским искусством, о котором всегда вспоминала Надежда Андреевна. «Мне кажется, что можно соединить требование искусства с требованиями века»,— писал Глинка Н. В. Кукольнику из Парижа 6 (18) апреля 1845 года. Эти слова заставляют вспомнить, как автор «Сусанина» чутко прислушивался к окружавшей его музыкальной стихии, с мудростью мастера отбирая все то, что отвечало его взыскательному вкусу.
