Ранее: 1.
Когда начались репетиции «Китежа», я в спектакле не был занят, но с интересом следил за тем, как работает Коутс. Не помню уж точно, когда именно мы с ним познакомились — в первый же день или чуть позднее. Однако вскоре после знакомства Коутс сказал, что ему было бы приятно, если бы я участвовал в «Китеже». К тому времени главные басовые партии были уже распределены. Но я согласился взять небольшую партию одного из двух татарских богатырей — Бурундая. Я быстро приготовил эту роль к первому же спектаклю «Китежа».
Борьба между старым и новым, сложные поиски путей нового искусства, разумеется, не миновали и б. Мариинский. И главной, самой сложной проблемой, перед которой оказался театр, стал его репертуар. Основу его по-прежнему составляла классика — оперы русских и зарубежных композиторов, явившиеся подлинным откровением для заполнившей теперь зал театра новой публики. «Князь Игорь», «Пиковая дама», «Руслан и Людмила», «Дубровский», «Демон», «Лакме», «Кармен», «Евгений Онегин», «Риголетто», «Травиата» — всего за сезон 1925/26 года на сцене театра прошло двадцать две оперы!
Вместе с тем ставились произведения новейшей музыки, такие, например, как «Воццек» Альбана Берга (который, если я не ошибаюсь, с тех пор больше не шел на наших сценах), «Любовь к трем апельсинам» Сергея Прокофьева, «Саломея» Рихарда Штрауса. Нельзя не вспомнить о прекрасном исполнении роли Саломеи В. Павловской; в этом же спектакле партию Ирода пел И. Ершов. Но время требовало новых тем, отражавших проблемы, волновавшие страну. Вот здесь и начинались основные трудности. Не буду подробно останавливаться на многочисленных спорах по этому вопросу. Я не участвовал в них. Расскажу лучше о том, как эти поиски реализовывались. Путей, которыми попытались «приблизить оперу к духу времени», наметилось в основном два. О первом из них сегодня, по прошествии полувека, нельзя вспоминать без улыбки, хотя тогда это воспринималось вполне серьезно. Суть его была в своего рода «перелицовке» популярных западных опер. Под известную музыку подтекстовывали созвучное времени содержание. Так «Гугеноты» Мейербера превратились в «Декабристов», а «Тоска» Пуччини стала оперой... «В борьбе за коммуну». Последняя была даже поставлена на сцене Малого оперного театра накануне моего приезда в Ленинград. Понятно, что подобного рода эксперименты не могли дать положительных результатов. Вскоре это поняли все — и создатели этих «эрзац»-опусов, и публика.
Гораздо более интересным и плодотворным был другой путь — путь создания оригинальных произведений на современную тему. И пусть сегодня оперы эти не значатся в репертуаре театров и мало кто о них вспоминает, но в истории советской оперы они оставили свой след. Для меня же, как артиста, эти произведения оказались весьма важными. Вместе с другими участниками спектаклей я искал новых выразительных средств для воплощения своих героев, которые по духу своему были мне очень близки.
Самой первой оперой на современный сюжет — не только для меня, но и в истории советского оперного театра — стала опера «За Красный Петроград» А. Гладковского и Е. Пруссака, созданная на либретто В. Лебедева. В основу ее были положены события, связанные с наступлением Юденича на Петроград. Писалась опера весьма своеобразно. А. Гладковский сочинял музыку «за красных», а Е. Пруссак — «за белых». Музыка «красных» сцен была построена на популярных революционных песнях («Интернационал», «Смело, товарищи, в ногу», «Яблочко»), для обрисовки белых Пруссак избрал старую солдатскую песню «Взвейтесь, соколы, орлами». Весь этот цитатный материал объединялся малоудачной собственной музыкой композиторов. В этом спектакле я исполнял роль рабочего Молотова, оратора и пропагандиста, участника сражения против белых. И хотя в музыкальном отношении партия была не очень объемной, сам персонаж и обстановка, в которой разворачивалось действие (война, голодное, холодное время, буржуйка, стоявшая посреди сцены, около которой один из персонажей, согреваясь, пел: «Холодно, холодно, а хлеба дали осьмушку»), были хорошо знакомы мне и публике, смотревшей спектакль.
А тогда это было очень важно — и артистам, и зрителям — показать и услышать оперу, события которой не стали еще историей, а были частицей жизни всех тех, кто сидел в зале, и тех, кто выступал на сцене. Все это сближало публику, тепло встретившую первую советскую оперу, с артистами, нашедшими, как мне кажется, живые, правдивые интонации.