Ранее: 1.
16 мая 1928 года состоялся выпускной спектакль училища, который оказался для Галины Улановой своеобразным дебютом. Она с блеском танцевала Сильфиду в «Шопениане», найдя такие приемы исполнения, которые приподняли этот образ, сделали его одухотворенным и поэтически возвышенным. В этом первом выступлении уже отчетливо проявились те индивидуальные, глубоко своеобразные черты дарования Улановой, которые позже, развиваясь и совершенствуясь, сложились в неповторимый облик лучшей лирической балерины нашего времени. В постановке А. Вагановой, осуществленной в 1938 году на сцене Ленинградского академического театра оперы и балета им. С. М. Кирова, роль Одетты — Одиллии в «Лебедином озере» была разделена. Роль Одиллии в этой постановке была поручена О. Иордан. Уланова, конечно, танцевала Одетту. Незабываемы движения ее рук, достигающие удивительной выразительности.
Уланова пишет о подготовке этой роли: «Мне пришлось много поработать, чтобы в каждом движении чувствовался лебедь... Больше всего пришлось поработать над руками. В их движениях принимали участие и плечи, и лопатки, и вся спина, что резко противоречило ранее установившимся канонам пластического балета...» Хотя, казалось бы, такое разделение роли дает возможность ярче воплотить контраст между обликами Одетты и Одиллии, но в дальнейших своих исканиях Уланова нашла убедительное решение сложной задачи воплощения обоих контрастных образов. Одетта Улановой — символ чистоты, грации, нежной любви. И этому, одухотворенному глубоким человеческим чувством, образу она противопоставляет свою Одиллию, в которой непосредственность подменена внешним, несколько зловещим блеском. Уланова — Одиллия не искушает и не соблазняет Зигфрида, а поражает его виртуозностью своего танца. Целый ураган ярких стремительных движений противопоставляет она мягким, округленным и необычайно пластичным движениям лебедя.
В этом соревновании двух характеров, двух тем обаяние волнующего человеческого чувства берет верх. Все симпатия зрителей на стороне Одетты. Так и должно быть. В этом смысл внутренней жизни образа. Так, конечно, задуман он Чайковским. И Уланова, оставаясь, как всегда, верной замыслу композитора, остается верной себе. Следующим этапом на творческом пути Улановой было создание образа Жизели, который привлек ее своим благородством и чистотой. Как трогательна она в сцене гадания на лепестках ромашки! Как обаятельна девичья игра, так блестяще переложенная на язык танца! Каким любованием красотой природы, радостью бытия, очарованием молодости наполнены эти «цены! Так же обаятельна Уланова и в момент прихода великосветских охотников. С искренним смущением принимает она ожерелье-подарок невесты Альберта. Но вот назревает трагедия. Жизель поняла неожиданно, что она обманута Альбертом. Выразительно передает Уланова эту резкую перемену в судьбе девушки, переход от безоблачного счастья к жестокому потрясению. Она растерянно мечется по сцене, еще пытаясь разувериться в измене Альберта. Ее движения — это мольба о возврате счастья, обращенная то к матери, то к близким, то к самому Альберту. Но Жизель — Уланова убеждается вдруг, что возврата к былому нет. С глубоким драматическим чувством передает она этот все нараставший и, наконец, прорвавшийся порыв отчаяния и горя...
«Жизель» — один из тех балетов, который прочно вошел в репертуар Улановой. Работая над балетами совсем другого стиля и содержания, балерина все же неизменно возвращается к «Жизели», выступая с разными партнерами и каждый раз обогащая роль все новыми творческими находками. Уланова танцевала и Царь-девицу в «Коньке-Горбунке», и Раймонду, и Сольвейг в «Ледяной деве», и Машу в «Щелкунчике», но все эти партии служили только подготовкой к следующему этапу ее творчества, который мы вправе назвать целой главой в истории нашего балетного искусства. Речь идет о работах Улановой в области создания советского балетного спектакля. Уже первая ее партия в балете «Пламя Парижа» — роль актрисы придворного театра Мирель де Пуатье, примыкающей к революционному движению,— потребовала совсем новых средств хореографической выразительности.