Билеты в Большой театр 
Но и в Васильсурске жизнь круто изменилась: стали готовиться к возвращению в Москву. Всем не терпелось поскорее вернуться домой, увидеться с родными. И вот долгожданные минуты наступили. С приближением поезда к столице всех охватило радостное волнение. Прильнув к окнам, каждый высматривал встречающих. На платформе толпился народ, и среди них – Саша Лапаури и мать Раи Стручковой Мария Иосифовна. Долгая разлука, постоянная тревога друг за друга наконец окончились.
Радостные, счастливые, вскоре все собрались в училище. И ученики и преподаватели дружно принялись приводить в порядок помещение. Разбитые стекла в окнах заделали кусками картона и фанеры, вымыли классы и залы, расставили уцелевшую мебель. Можно было начинать занятия дома, о чем так долго мечтали в эвакуации. В коридорах и раздевалках, как и прежде, зазвенели голоса ребят, с детской непосредственностью переживавших радость возвращения. Они вошли в привычную атмосферу школы: здесь все друг друга хорошо знали и всех сближало одно общее дело – творчество. За первым уроком последовал второй, третий, и все стало входить в обычную колею, знакомую каждому до мелочей. Занятия день ото дня становились напряженнее– приближалась ответственная пора выпуска.
В своих рукописных набросках, сделанных много лет спустя после выпускного экзамена, Лапаури писал: «Приближаются выпускные экзамены. СИЛ требуется все больше и больше, а трудности на пути к завершению все возрастают. Но какие трудности нельзя преодолеть, если вам по семнадцать лет, если вы любите друг друга, если верите в прекрасное будущее своей Родины!»
Действительно, на всех уроках, и особенно на занятиях классического танца, как никогда раньше, чувствовалась собранность и волевая напряженность учеников. Каждый из выпускников «выкладывался» без остатка, понимая ответственность предстоящего. Н. И. Тарасов подбадривал своих учеников, но требовательности не снижал. Нагрузки от урока к уроку увеличивались. После тренажа у станка начиналась «середина», которая непосвященным могла показаться соревнованием в ловкости и силе. За первыми комбинациями танцевальных прыжков следовали другие, более сложные. После разогрева у палки ноги танцовщиков уверенно и легко отталкивались от пола, выписывали в воздухе затейливые рисунки танцевального кружева. Комбинации прыжков воспринимались как почти законченные вариации. Исполнение тут же комментировалось педагогом, не пропускавшим ни одной неточности. Возбужденные лица, покрытые крупными каплями пота, мелькали в круговороте прыжков, взлетов и поворотов. И вдруг, словно по указке дирижерской палочки, после стремительных вращений группа юношей на мгновение застывала в завершающей позе, как бы демонстрируя свою победу над теми техническими сложностями, которые минуту назад казались почти невыполнимыми.
И все начиналось снова. По-балетному тяжелым шагом, приобретенным долгими ежедневными тренировками, юноши выпускники подымались вверх по наклонной плоскости пола, на ходу собираясь с новыми силами, чтобы опять показать кажущуюся легкость и танцевальную сноровку. Не всегда все шло гладко, но мягкие, доброжелательные нотки в голосе Н. И. Тарасова снимали неуверенность, и ученик вновь повторял неудавшееся. Срывался и Лапаури: от усталости изменяла его обычная выносливость. В своих заметках он писал впоследствии: «Надо сказать, что учиться в балетной школе нелегко. Не знаю, как влияет она на застенчивость, но узнать, что такое физический труд, хореографическое училище представляет все возможности».
