О спектакле "Щелкунчик" (Часть 1)

Балет в двух действиях

Либретто М. И. Петппа в редакции Ю. Н. Григоровича по одноименной сказке Э.-Т.-А, Гофмана

ПОСТАНОВКА 1966 ГОДА

Дирижер — заслуженный деятель искусств РСФСР А. А. КОПЫЛОВ Балетмейстер-постановщик — народный артист СССР, лауреат Ленинской премии Ю. Н. ГРИГОРОВИЧ

Художник — народный художник РСФСР и Грузинской ССР, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР С. Б. ВИРСАЛАДЗЕ

Во всех своих работах Ю. Н. Григорович последовательно отстаивает и утверждает принципы симфонической хореографии. Сила Григоровича-балетмейстера — в глубоком постижении культуры русской хореографии, в талантливом синтезе и развитии ее самых плодотворных, прогрессивных принципов. Естественно, что он не мог пройти мимо гениальных партитур П. И. Чайковского, ибо в них — истоки русского хореографического симфонизма.

Если в постановках «Лебединого озера» и «Спящей красавицы» Григорович бережно сохраняет лучшие хореографические куски прежних, «канонических» спектаклей, включая их в новую драматургическую концепцию, то в постановке «Щелкунчика» он идет по другому пути. Эта, может быть, самая философски насыщенная и симфонически развитая партитура великого композитора долго трактовалась в плане «детского спектакля», наивного и праздничного представления для детей. Прежние сценические воплощения «Щелкунчика», в том числе и изобилующая многими замечательными находками редакция В. И. Вайнонена, были лишены настоящей драматургической цельности и развития. Атмосфера счастливого детского праздника в первом акте и откровенная, подчеркнутая дивертисментность второго, сказочного акта не несли единой темы, не раскрывали философской мысли произведения.

Именно ее прежде всего ищет в своем спектакле Григорович. Это не просто новая редакция старого балета. Весь спектакль сочинен им заново, все композиции и танцы абсолютно оригинальны. А главное — все исходит от смысла, все пронизано ясной и точной мыслью. Постигая глубину музыки Чайковского, Григорович находит в сказочном сюжете систему образных, философских обобщений, воплощающих борьбу и взаимодействие различных жизненных начал.

Мир детских игр и сказок — это первые опыты познания жизни, ее трудностей, радостей и печалей. В этом мире возникают поэтические образы борьбы и любви, добра и зла, верности и коварства, рождается страстное ожидание счастья и справедливости. Чопорное, чинное шествие гостей, церемонный танец «гросфатер» — это мещанский, прозаический, бюргерский мир. Шествие гостей сделано, по существу, на едином ритмическом ходе с некоторыми тонкими юмористическими нюансами.

Благодушные, довольные и снисходительные бюргеры медленно и важно шествуют на праздник. И праздник для них всего-навсего привычная церемония, давно знакомый ритуал, от него не ждут чудес, неожиданностей. В движениях гостей есть нечто «заводное», механическое. Где же выход из этого механического, бездуховного мира, в чем переход от прозы к поэзии жизни? В напряженном ожидании чуда, в доверии и сострадании, которыми полна душа маленькой Маши. Ей дарят куклу-Щелкунчика — самую смешную и нескладную. Брат Маши, расшалившись, ломает игрушку. Танец сломанного Щелкунчика — это миниатюрная трагикомедия, крохотный печальный гротеск, забавно выраженная боль, смешно станцованное одиночество. И Маша пожалела Щелкунчика, она прижимает его к груди, бережно укачивает. Выход из неодушевленного мира мещанства — в человеческом сочувствии, в доброте. С сочувствия все и начинается. Это исток всех чудес и сказочных преображений, всех подлинных радостей и ценностей жизни. Отсюда начинается путь в мир человечности и поэзии.

Но на этом пути возникают опасности и испытания, Король мышей ведет свое войско, он хочет уничтожить Щелкунчика и Машу, овладеть сказочным, прекрасным царством новогодней елки. Оживленный сочувствием Маши, одушевленный героическим порывом, Щелкунчик вдруг вырастает и бросается в бой с Королем мышей. Вырастает елка, становится огромной и еще более таинственной, оживают игрушки. Закипает бой. И в самый критический момент, когда мыши теснят Щелкунчика и его войско оловянных солдатиков, Маша бросает в толпу мышей горящую свечу.

Мыши испуганно разбегаются. И тут Щелкунчик становится прекрасным юношей, принцем. Доброта Маши, напряжение борьбы воодушевили, преобразили его, сделали прекрасным. Первое адажио Маши и Щелкунчика после боя — это еще не любовное адажио, это выражение благодарности за спасение, признание мужества и благородства, образ безграничного человеческого доверия. Вот исток любви, нового чуда жизни. Оно возникает в сцене снежинок. Это следующий этап духовного развития героев, новая ступень познания мира и самих себя.

Продолжение...