Билеты в Большой театр 
«Мазепа» П. И. Чайковского – мучительно дававшееся автору детище. Выпестованное автором «Евгения Онегина» и Четвертой симфонии, оно увидело свет в феврале 1884 года, почти одновременно в Москве и Петербурге – даты премьерных спектаклей отстояли друг от друга всего на несколько дней. Дальнейшее существование оперы было отмечено не одной только громкостью премьерных торжеств. Без сомнения, достойное лучшей участи, сочинение испытывало на себе горечь укоров, с первых же шагов на подмостках его обвиняли то в мрачности музыкального колорита и недостаточной сценичности, то в расплывчатости и невнятности отдельных музыкальных высказываний. Справедливости ради надо отметить, что в последние годы наблюдается повышение интереса к «Мазепе». Может быть, это не в последнюю очередь связано с политическими и социальными причинами. Сложные отношения произведения со сценой не могли не повлиять на судьбу его в грамзаписи. Полных версий «Мазепы», включая и неизданные, на сегодняшний день не насчитывается и десятка – притом немалая их доля также приходится на два-три последних десятилетия.
*
Оркестр Большого театра под управлением В. Небольсина в записи 1949 года (Ал. Иванов, Н. Покровская, И. Петров, В. Давыдова, Г. Большаков; CD, «The Best»; издание 2003 года) звучит довольно энергично, напористо, но не жестко и не сурово. В увертюре между двумя основными темами нет ярко выраженной границы, по плотности оркестровой ткани они также не сильно контрастируют. Такой подход сохраняется и впоследствии по отношению к драматически-напряженным и лирическим эпизодам. Алексей Иванов до сцены ссоры Мазепы и Кочубея поет с излишней «удалью». Два ариозо – «Мгновенно сердце молодое...» и «О, Мария...» – спеты величественно–сдержанно, возвышенно, пользуясь балетной терминологией, с апломбом. Переход к состоянию ссоры с Кочубеем происходит постепенно, не вполне уловимо. В целом же полутонов и градаций немного. Мы не получаем ответа на вопрос, как и почему Мазепа сочетает в себе два трудно совместимых начала – природа его «химеричности» остается до конца не вскрытой. Очень достойно выглядит в передаче Ивана Петрова Кочубей, которому перемена отношения к Мазепе дается нелегко, с немалой внутренней борьбой и в то же время без помрачающего разум ожесточения. В сцене допроса Кочубей выглядит едва ли не сильнее своего мучителя, не предоставляя никакой возможности переломить себя.
У Нины Покровской в линии ее героини главное – общая, какая-то безотчетная взволнованность. Решение уйти с Мазепой вырывается у нее в тот момент, когда подобного поворота событий она, при всей силе своей страсти, совершенно не могла предположить. Мария словно бы пытается примириться с тем, что еще не произошло. Уход из дома, разговор с возлюбленным и реакция на известие о его скором воцарении, бегство из гетманских покоев вместе с матерью к месту казни отца – все это совершается порывисто. Но воплощение характера в целом действительно остается лишь попыткой, удающейся исполнительнице не до конца. Ее пение словно покрыто пеленой неясности, недосказанности – заглянуть в глубь души у слушателя не получается. При этом музыкальная сторона исполнения достойна похвалы: дикция отчетлива и ясна, высока разборчивость вокальной речи. Интерпретация же партии Андрея Григорием Большаковым, удовлетворяя в целом вокально, в эмоциональном отношении характеризуется некоторой общей «недооформленностыо». В герое уживаются, с одной стороны, покорность, с которой он смиряется перед «грозной волей рока»; с другой – способность как на высокое, почти рыцарское отношение к женщине, так и на решительный поступок, но только не на убийство. Его призывы к справедливости выглядят слишком по-детски наивными, сам голос словно пропитан целомудрием. Запись ничего не потеряла от того, что в III действии выпущена последняя сцена Андрея и Мазепы. Вера Давыдова делает Любовь равно чуждой чрезмерной властности и надрывной истеричности, очень много значащей для мужа женщиной, сохраняющей самообладание и рассудочность.
При всем уважении к признанным мастерам старшего поколения, приходится учитывать реалии, в том числе и политические, того времени. Запись несет на себе налет «традиционного» понимания главного конфликта произведения: Кочубей – абсолютно положительный герой, страдающий безвинно; Мазепа – почти полностью вычерненный злодей; Мария – мятущаяся, но покорная жертва и т. д. Все как-то однозначно-правильно, искусственно выровнено, острые углы сглажены. Скорее всего, сегодня подобный подход едва ли мог бы быть признан приемлемым.
