Спектакли прошлых лет: "Аида" (1958 г.), Часть 2

Ранее: 1.

Партию Радамеса исполняли Б. Евлахов и Н. Озеров; Амонасро — Л. Савранский, С. Мигай, В. Политковский; Рамфиса — В. Петров, Б. Бугайский. Однако режиссерская трактовка и художественное оформление этого спектакля, нарочито стилизованное в условно древнеегипетском стиле, вступали в противоречие с реализмом характеров, воплощенных в музыке Верди и воссозданных замечательными русскими певицами Держинской и Обуховой. Следуя укоренившейся традиции, режиссура глушила героическую линию спектакля, акцентируя внимание исполнителей лишь на выражении личной драмы героев и тем самым сужая и обедняя замысел композитора.
С новых идейно-творческих позиций подошли к «Аиде» постановщики в 1951 году. Ставя спектакль,режиссер Б. Покровский и дирижер А. Мелик-Пашаев стремились в полной мере раскрыть в «Аиде» ее гуманистическую идею, ее высокий патриотический пафос.
Общая высокая постановочная культура, хороший вкус и стилевое единство отличают новый спектакль Большого театра. Не все в нем равноценно: театру гораздо более удались героические эпизоды оперы, нежели ее проникновенная лирика. Важно, однако, основное: новый спектакль — спектакль больших мыслей и чувств.
Страстная, глубокая любовь Аиды и Радамеса противостоит вражде и кровавым войнам, национальной розни и деспотизму жрецов. Пламенная сила жизни вступает в борьбу с мрачными силами смерти и побеждает их — таков смысл вердиевской оперы. Таков смысл и спектакля Большого театра.
Есть в этом спектакле два момента, о которых хочется говорить в первую очередь.
«Аида» — спектакль ярко зрелищный. Зрелищное великолепие, правда, и раньше отличало «Аиду» на сцене, но постановочная пышность и богатство, существуя сами по себе, лишь обедняли спектакль, превращаясь из средства выражения замысла композитора в главную, а иногда и единственную цель.
Достоинство работы художника Т. Старженецкой в том, что оформление, органично сочетаясь с замыслом постановщика, активно участвует в раскрытии глубоко драматического конфликта спектакля. Вот подавляюще монументальные своды храма, где царит атмосфера экстаза, охватившая Радамеса и всех молящихся; мрачные, скупые краски подземелья усиливают трагическую напряженность в сцене допроса Радамеса. Здесь воля героев, их жажда счастья подавляются жестокой и фанатичной силой. Как эти сцены контрастируют с массой света, солнца и воздуха в сцене возвращения египетских войск с победой.
Художницу можно упрекнуть, может быть, в некоторой стилистической пестроте, но главное в оформлении спектакля заключается в том, что, при всей его яркости, иногда даже подчеркнутой, в нем нет официального парадного блеска, оно является органическим компонентом всего спектакля.
«Аида» принадлежит к числу опер, в которых массовые сцены играют необычайно значительную роль.
Поразительное мелодическое богатство «Аиды» выявляется не только в сольных и ансамблевых эпизодах, но и в очень ярких хоровых сценах оперы. Восточный хор жриц, монументальный хор «Боги, победу дайте нам» в сцене посвящения Радамеса, хор рабынь Амнерис во втором акте, драматически насыщенные хоры пленных эфиопов принадлежат к наиболее ярким страницам оперы. Большую идейную и сценическую нагрузку несет хор жрецов, в монолитном образе которых воплощена жестокая фанатическая сила, решающая судьбы миллионов людей.
Все хоры спектакля звучат стройно, интонационно безукоризненно чисто (главный хормейстер М. Шорин, хормейстер А. Хазанов). Но главное качество хоровых эпизодов спектакля заключается в их исключительной сценической выразительности.
Характерна постановка второй картины второго акта оперы — торжественного возвращения с победой Радамеса и египетских войск, приводящих пленных эфиопов.
На сцене две выразительные хоровые группы: народ и пленники, с одной стороны, фараон и стоящие рядом с ним жрецы, - с другой. Они образуют яркий пластический контраст. Склоненные ниц и простирающие к фараону руки, пленники молят о пощаде, но их мольба как бы разбивается о каменную стену неподвижно стоящих жрецов, на безжизненных лицах которых написана лишь неумолимая жестокость. Так, мысль о том, что жрецы это сила, губящая все живое, режиссер подчеркивает их почти полной неподвижностью в спектакле. Когда они стоят, несгибаемо прямые, с холодными, непроницаемыми лицами, с сухими лаконичными жестами, — становится страшно. Злая мертвенная сила, фанатично борющаяся со всем гуманным, человечным, по существу оказывается вдохновительницей кровавых войн, приносящих несчастье не только чужому, но и своему народу.

Продолжение...