Билеты в Большой театр 
ЦАРСКАЯ НЕВЕСТА (Продолжение)
Купер много работал со мной и был очень требовательным, педантичным, взыскательным. Я чутко прислушивалась ко всем его замечаниям. Бережно храню клавир «Царской невесты» с пометками Эмиля Альбертовича. Особое внимание он обращал на выразительность музыкальной фразы, экспрессию, звучание голоса. Впоследствии он присутствовал на сценических репетициях и давал свое интересное раскрытие образов.
С первых же этапов работы над ролью Любаши я не ограничивалась изучением только музыкального материала. Мне хотелось психологически оправдать, найти эмоциональную окраску каждого момента сценической жизни Любаши, исходя из понимания мною всего образа в целом.
Когда партия была готова музыкально, я приступила к репетициям с режиссером Большого театра Петром Сергеевичем Олениным. Он же был постановщиком этой оперы.
Репетиции происходили в одном из фойе Большого театра. Петр Сергеевич был сам певцом, у него был драматический баритон. Пел он в частной опере Зимина, и партия Грязного была одной из его лучших ролей. На репетициях он не только показывал мизансцены как режиссер, но сам начинал играть Григория, увлекая меня своей игрой... Он был очень горячий, темпераментный, волевой и давал прекрасный образ Григория. Это очень помогало мне перевоплощаться в образ Любаши. П. С. Оленин был требователен, иногда даже грубоват, но это меня не смущало, а его редкие похвалы необычайно воодушевляли.
После индивидуальных занятий с дирижером под рояль начались общие спевки с основными исполнителями, сначала также под рояль, а затем с хором и оркестром. Вскоре репетиции были перенесены на сцену, и я смогла полностью почувствовать атмосферу спектакля.
Первое выступление в роли Любаши состоялось 18 ноября 1916 года. Спектакль «Царская невеста» шел в то время почти всегда в одном составе: Марфа — А. В. Нежданова, Грязной — Л. Ф. Савранский, Собакин — В. Р. Петров, Лыков — М. С. Куржиямский и А. В. Богданович, Боме-лий — Ф. Ф. Эрнст и В. Р. Пикок. Дирижировал спектаклем Э. А. Купер, хормейстер — опытнейший У. И. Авранек. Постановка П. С. Оленина. Декорации и костюмы художника Г. И. Голова.
Сколько времени прошло с тех пор, а я как сейчас вижу себя в роли Любаши. На мне был сарафан из белого сатина с синими разводами, бархатная алая безрукавка, обшитая золотым галуном, белая батистовая рубашка, серьги в ушах. На голове — зеленый кокошник, шитый жемчугом, завязывавшийся сзади зеленой тафтовой лентой. Коса падала до пояса. В руках был шелковый алый платок, на ногах — белые чулки и красные туфельки. Я стояла за кулисами и ждала своего первого выхода.
В большой горнице, в доме царского опричника боярина Григория Грязного шла пирушка, среди гостей — Малюта Скуратов, Лыков и иноземный лекарь Елисей Бомелий. На пирушке разгульно и хмельно. На середине сцены идет пляска с хором — «Яр-хмель». Грязной в глубоком раздумье сидит на скамье, опустив голову, не принимая участия в общем веселье. Малюта Скуратов обращается к нему: «Григорий! где же крестница моя?».
Григорий, очнувшись от раздумья, нехотя отвечает: «Не знаю, что она нейдет». И обращается к слугам: «Скажите Игнатьевне, чтоб кликнули Любашу». «А кто это Любаша?»,— вкрадчиво спрашивает Бомелий. «...Чудо девка,— отвечает Малюта.— Мы из Каширы увезли ее, поет, как птичка, брови колесом, коса до пят».
В оркестре слышится грустная мелодия, передающая подавленное настроение Любаши. Я — Любаша отворяю дверь, медленными шагами иду на авансцену, глазами ища Григория, и, встретив его неласковый, суровый взгляд, опускаю глаза и в пояс кланяюсь Малюте и гостям.
Малюта, хлопая меня по плечу, просит спеть песню «попротяжней, чтоб за сердце хватала».
Одним из важнейших эпизодов первого действия и является песня, которую поет Любаша для гостей Грязного: «Снаряжай скорей, матушка родимая». Песня эта поется без аккомпанемента, и лишь куплеты ее разделены небольшими музыкальными фразами. Это обстоятельство создает особые трудности для исполнения, хотя песня проста по своей мелодии и удобно написана в характере протяжных русских песен. Для ее исполнения надо иметь хорошее чувство тональности, чтобы спеть всю песню, не повысив и не понизив тона. Кроме того, песня требует большой выразительности, так как в ней рассказывается о трагической судьбе крестьянской девушки, отданной за немилого. Протяжный мелодический рисунок песни требует также спокойного, широкого дыхания.
Я садилась на скамью, скрестив руки на коленях, и начинала петь: «Снаряжай скорей, матушка родимая, под венец свое дитятко любимое». Лицо мое было обращено к публике, и я видела, как все взгляды устремлялись на меня, как наводили бинокли, как дирижер после вступления к песне клал свою дирижерскую палочку на пульт. Оркестр замолкал, и наступала полная тишина. Во мне еще не успевало улечься волнение после моего первого выхода на сцену, я еще не чувствовала себя вполне распетой, и к тому же тревожило сознание, что оркестр не поддерживает меня. Но слова песни увлекали меня, я все время чувствовала себя в образе Любаши, жила ее мыслями и тревогами. Это помогало мне найти верное сценическое самочувствие. После двух-трех спетых фраз я овладевала собой, переставала волноваться, забывала обо всем окружающем и вместе с девушкой, которая оплакивает в песне свою девичью долю, отрекается от сердечного друга, я — Любаша изливала и свое безутешное горе, свою тоску безысходную: я чуяла сердцем, что Григорий меня разлюбил. Последнюю фразу: «Пусть старик войдет, смотрит да дивуется, на красу ль мою девичью любуется», я пела с надрывом и заканчивала приглушенным рыданием, долго оставаясь сидеть, как бы застывшая... Потом вставала, кланялась Малюте и гостям. Ко мне подходили, благодарили за песню, я же глазами искала Григория, который меня не замечал. Гости прощались, начинали расходиться. А я, чувствуя на себе пристальный похотливый взгляд Бомелия, брезгливо отворачивалась и отходила в сторону.
В этой сцене необходимо было наметить отношение Любаши к Боме-лию. Этот момент очень важен для развития событий второго действия, когда Любаша вынуждена обратиться за помощью к ненавистному ей Бомелию.
