Билеты в Большой театр 
Больше всего меня привлекала поэзия уличных сцен, разнообразие поз, жестов, выражений лиц. Как интересно было на Красной площади в вербное воскресенье! Нищенки стояли на паперти Иверской часовни, крестились, молились, прохожие покупали свечки. Тут же вблизи шла бойкая торговля пирожками, пряниками, бубликами. Заодно можно было купить стеклянного чертика в пробирке с водой, который там крутился, вертелся... (Позже эту игрушку прозвали «Пуришкевичем»), Или свистульку «тещин язык», которая то выдувалась трубочкой, то втягивалась обратно. Памятник Минину и Пожарскому стоял тогда напротив Верхних торговых рядов (нынешнего ГУМа). По Красной площади во всех направлениях разъезжали извозчики. Торжественно двигался с Тверской кортеж карет с сидящими в них сановниками и разряженными дамами. Кремль был открыт, москвичи любили там гулять. Во время революции я видел, как толпа сбросила памятник Александру Второму, стоявший неподалеку от Царь-пушки. Набросили на шею веревку и стащили на землю... В детстве не минуло меня и увлечение кинематографом, который тогда входил в моду.
У Покровских ворот находилось два кинотеатра. Один представлял собой непрезентабельный одноэтажный дом, где в узкой, длинной комнате стояли деревянные скамьи без спинок. Это был кинотеатр городничего. Не знаю, почему он так назывался, может быть, носил имя своего хозяина. Взрослые считали неприличным туда ходить. Они посещали кинотеатр «Волшебные грезы», стоявший почти напротив заведения городничего. Дети же поглощали зрелища в обоих кинотеатрах с утра до вечера. Посмотрев программу у городничего, мы бежали через улицу в «Волшебные грезы». По вечерам там обычно показывали какую-нибудь драму с Верой Холодной и Максимовым. Наблюдать долгие любовные переживания героев, да еще под расстроенный рояль, на котором подрабатывал себе на жизнь какой-нибудь тапер средней руки, было довольно-таки скучно. Но мы терпели, потому что нас ждало вознаграждение — кинокомедия. В ней действовал персонаж по имени Глупышкин. Детям он чрезвычайно нравился, хотя был, действительно, очень глупым и все время куда-то бежал. Он наскакивал на один лоток, на другой, опрокидывал их; взбешенные продавцы бежали за Глупышкиным, за продавцами бежали покупатели. В конце концов его ловили и раздирали на части: кто отрывал руку, кто ногу, кто голову. Потом преследователи все это бросали наземь и сами разбегались в разные стороны. Но части тела чудесным образом соединялись, Глупышкин целехоньким вставал, чтобы снова куда-то бежать и что-то опрокидывать. В те годы на экранах демонстрировалась и серия фильмов с королем комиков Максом Линдером. А после невероятного хохота, который стоял в зале, смех продолжался у нас дома. Веселил всех Азарий. Он копировал своих учителей, школьных приятелей, знакомых. Мы, конечно, мгновенно узнавали, о ком речь. Так в веселье наша семья проводила многие часы.
Иногда многие часы проводил в веселье и класс, в котором занимался Азарий. Урок истории он отвечал голосом и в манере учителя математики; математику — голосом и с повадками педагога французского языка, а французский — с монотонными интонациями преподавателя закона божия. Несчастные педагоги не могли понять, почему класс во время этих прилежных ответов Азария стонет от хохота. Но, чувствуя подвох, жаловались директору. Тот вызывал в школу отца и мать. Когда же родители спрашивали Азария, в чем дело, тот клялся, что просто отвечает урок. И они знали, что стихийно талантливую, актерскую натуру Азария изменить невозможно. Азарий был старше меня на шесть лет, и я его обожал. Перенимал все его увлечения. Он очень любил футбол, и я тоже полюбил футбол. Помню, он и второй мой брат, Маттаний, отправлялись куда-нибудь на стадион — играть или смотреть. И я увязывался за ними, хотя они старались от меня отделаться. Они шли очень быстро, не обращая никакого внимания на то, что я все время бежал вслед и добирался на стадион еле живой. В те годы стадионы выглядели доморощенно. Вместо трибун стояло несколько рядов обычных скамеек. Высокие деревянные заборы огораживали зеленое поле. Разумеется, попадали мы на стадион не по билетам, а перелезая через забор. Один брат подсаживал меня, второй — принимал с другой стороны. Азарий играл в сокольнической взрослой футбольной команде, а я записался в детскую.
В те годы в Москве действовало несколько спортивных обществ. Было, например, общество любителей лыжного спорта «Олэлэс». Были сокольнический спортивный клуб, замоскворецкий, «Унион». Функционировал даже британский клуб, членами которого действительно были англичане. И вот я стал заниматься сразу в нескольких клубах. Бегал на короткие дистанции, прыгал в высоту и в длину, увлекался фехтованием, теннисом, гимнастикой. Как все это впоследствии пригодилось мне, когда я пришел в балет! Прекрасной спортсменкой стала и Суламифь (дома ее звали Митой, а Рахиль — Ра). Особенно больших успехов Суламифь добилась в плавании на сто метров вольным стилем. Уже будучи солисткой балета Большого театра, она была чемпионкой Советского Союза па ату дистанцию. Мита даже ездила на международные соревнования в Финляндию, занимала там призовые места. И к театру всю семью тоже приобщил Азарий. Он пересмотрел все постановки Московского Художественного театра и с восторгом рассказывал о них дома.
