Об опере "Война и мир" (Часть 3)

Ранее: 1, 2.

Главное, однако, в любой оперной постановке — музыка, музыкальная драматургия, ее раскрытие, ее воплощение в сценических образах. В «Войне и мире» задача, стоящая перед дирижером, особенно сложна тем, что симфонизм Прокофьева раскрывается в «интонационном микрокосме» десятков и сотен лаконичных образных характеристик. Найти их музыкально-драматургическое единение — задача труднейшая. Чтобы убедительно лепить форму целого, дирижер должен с абсолютной точностью находить опорные интонационные фразы каждой сцены, картины, акта. Находить и убеждать в своей правоте исполнителей и слушателей. А для этого нужно не только выявить, что, скажем, главная музыкальная тема вальса — опорная интонация сцены бала, что лейттема сумасшедших играет такую же роль в сцене пожара Москвы, но и найти те единственно убедительные и верные темпы их, которые «поставят все на свое место» в форме целого.

Прокофьев всегда скрупулезен в точности указания всех ремарок партитуры. В частности, таковы и его темповые обозначения. Чрезвычайно интересно сопоставление авторских указаний метронома с такоными же, установленными Мелик-Пашаевым. Они идут строго параллельно. Взыскательный художник, Мелик-Пашаев, тщательно вчитываясь в прокофьевскую партитуру, проверял внутренним слухом каждую авторскую ремарку. Он позволял себе «корректировать» прокофьевские темповые обозначения единственно лишь тогда, когда певцу-солисту становилось трудно интонировать. Как правило, это было небольшое замедление темпа, точнее даже не замедление, а привнесение в движение мелодической фразы непринужденной естественности вокального дыхания.

Это принципиально важно потому, что Мелик-Пашаев был убежденным апологетом оперного пения. Он безгранично верил в его выразительную силу, считая, что без него опера перестанет существовать. Верил в то, что опера «Война и мир» — ярчайший образец кристаллизации нового, обогащенного современными интонациями классического пения, пения прокофьевской оперной школы. До сих пор есть скептики, отказывающие Прокофьеву в естественной вокальности языка, они считают, что его оперная лексика порой надумана, лишена подлинной кантилены. Мелик-Пашаев и исполнители спектакля великолепно убедили слушателей в том, что оперный язык Прокофьева является новым этапом развития оперного искусства, что сольное, ансамблевое и хоровое пение, обогащенное его музыкой, значительно расширило свои выразительные возможности.

В рецензии на премьеру, опубликованной журналом «Советская музыка», сказано, что наиболее кратко художественный итог спектакля можно выразить двумя словами — торжество музыки. Это действительно так. Выдающееся мастерство одного из крупнейших советских дирижеров, поддержанное необычайно ярким и очень музыкальным талантом режиссера-постановщика, встретилось здесь с великолепным коллективом исполнителей.

Хор и оркестр Большого театра вновь подтвердили в «Войне и мире» свою репутацию коллективов, чья ансамблевая культура выше всяких похвал. Интонационная безупречность, идеальная слитность исполнения, когда хор звучит, как огромный мощный орган, когда партии струнных в оркестре воспринимаются как многократно усиленное звучание солирующего инструмента, виртуозность исполнителей на духовых и ударных инструментах — все это превосходно раскрылось в интерпретации партитуры Прокофьева.

Художественному успеху постановки «Войны и мира» способствовал очень удачный подбор солистов. Ни один коллектив, кроме Большого театра СССР, пожалуй, не смог бы представить слушателям в одном спектакле сразу столько первоклассных дарований. Перечислять исполнителей «Войны и мира», создавших яркие, художественно-значительные образы, можно долго. Лучшие из них, как Т. Милашкина, М. Касрашвили и Г. Калинина в роли Наташи, Е. Кибкало, М. Киселев, Ю. Мазурок, В. Мальченко — Андрей Болконский, А. Кривченя и А. Ведерников, а позже Е. Нестеренко в роли Кутузова, П. Лисициан и А. Большаков в роли Наполеона, А. Григорьев и В. Петров — Пьер Безухов, И. Архипова, Е. Образцова, Г. Борисова — Элен, А. Масленников, А. Соколов — Анатоль Курагин, сделали очень много для формирования характерных черт советского современного оперно-исполнительского стиля. Это — интонационное мастерство вокализации, пластичность, скульптурная объемность музыкальной фразы. Это — неразрывное единение интонации речевой и интонации мелодийной. Это — естественность актерской игры, органичное существование в образах своих героев, основанное на глубоком вживании в музыкальную драматургию, в роман Л. Н. Толстого.

Подготовка спектакля «Война и мир» на сцене крупнейшего оперного театра страны, его премьера вызвали живейший интерес зрителей и прессы. Новой постановке посвятили статьи и рецензии почти все центральные газеты и специальные журналы. Оценка спектакля — работы постановочного коллектива, оркестра, хора, солистов — была единодушно высокой. «Новый спектакль Большого театра волнует душу и сердце. Велика его ценность идейная и художественная»— такой итоговый вывод звучал во многих рецензиях. Восторженные рецензии появились после показа оперы на гастролях в Милане, Вене, Нью-Йорке, Вашингтоне.

После-смерти А. Ш. Мелик-Пашаева спектаклем дирижирует М. Ф. Эрмлер, также стремящийся быть близким к прокофьевским темповым обозначениям. Сцена Большого театра — своего рода «увеличивающее стекло», безжалостно обнажающее, высвечивающее даже самые малейшие дефекты партитуры осуществляемых произведений. «Война и мир» — одна из немногих советских опер, художественная масштабность которой во всех ракурсах и аспектах оказалась полностью отвечающей художественной масштабности самого театра. Эта постановка определила очень многое в решении проблемы развития советской оперы, формирования советской оперно-исполнительской школы.

И. Попов