Билеты в Большой театр 
Премьера балета «Иван Грозный» на музыку Прокофьева состоялась на Основной сцене Большого театра. Это возобновление старого спектакля хореографа Юрия Григоровича. Балет, поставленный в 1975 году, не шел в театре почти 25 лет. После московской премьеры постановкой с историческими (вернее, псевдоисторическими) костюмами, с древнерусской экзотикой, а главное – с той самой русской душой, которая, как известно, загадочна для иностранцев, заинтересовались в Европе. «Грозный» был в свое время востребован Парижской оперой.
В СССР же тема и хореографическое решение спектакля вызвали неофициальные споры еще в момент премьеры: говорили, что танцы вторичны (по отношению к прежним постановкам Григоровича), а концепция конъюнктурна. В спектакле получалось, что целью кровавых репрессий Грозного было не укрепление личной власти, прикрытое лозунгом «сильное государство», а радение за страну. Газета «Правда» тогда балет расхвалила, но многие современники придерживались иного мнения: в 70-е годы лозунг «цель оправдывает средства» не был популярен у интеллигенции. Сам хореограф писал, что «сцены из жизни царя, как они у нас собраны и организованы, говорят о том, что движение от власти к абсолютной власти в итоге раздавливает властителя». Но лицемерие «богобоязненного» деспота и психоз абсолютной власти больше подразумевались.
Финальная картинка балета все-таки похожа на апофеоз. Иван, пролив кровь, корчится какое-то время под тяжестью собственного посоха, используемого как опора для позы распятия. Потом решительно встает, берет в ладони веревки колоколов и, скрутив в единый узел, повисает на них всей тяжестью. Знать, это метафора объединения земель. А вокруг стоят вестницы победы с мечами – те самые, что сопровождали Грозного в сцене баталий. Спектакль сделан на сборную музыку: у Прокофьева нет балета «Иван Грозный». Его создал композитор Михаил Чулаки, соединив фрагменты разных партитур и кое-где добавив собственных сочинений. Сценограф Симон Вирсаладзе разукрасил сцену довольно скупо, но выразительно: три больших вращающихся темных «апсиды», за которыми видны нарисованные церкви и терема, оклады икон и лики святых. Иван, кроме того, в буквальном смысле несет свой крест, а герои спектакля то и дело крестятся.
Надо было быть Григоровичем, главным балетмейстером Большого, лауреатом Ленинской премии за революционный балет «Спартак», чтобы в атеистический застой 70-х такое вообще было позволено. И где – в главном театре страны. Зато сегодня «Грозный» попал в нужное русло. Балет рассказывает, как царь, получив власть, сперва женился, выбрав невесту Анастасию на смотринах, потом сражался с врагами родины, болел, но выздоровел, оплакал умершую рано жену и, создав опричнину, противостоял злым боярам во главе с князем Курбским, которые подсыпали яд Анастасии и норовили спихнуть царя с престола. Вокруг пляшет народ и воины, как отечественные, в кольчугах, так и вражьи, половецкого облика. Истово крутятся звонари, бьющие в колокола: они появляются в кульминационные моменты.
Собственно танцы и мизансцены производят неоднозначное впечатление. С одной стороны, классические пуанты, патетические поддержки, силовые мужские прыжки. С другой – обилие приемов народного танца – «дроби», «ковырялочки», «веревочки» и прочее, сдобренное широко распахнутыми по сторонам руками с открытыми ладонями. Перечисляешь – вроде всего много. А смотришь – и поражаешься пластической одномерности. Вот патетическая удаль бравых молодцев и декоративная скромность девушек, плывущих лебедушками или выступающих, будто пава, с белыми платочками или горящими свечами в руках. Масштабный бой на мечах и саблях. Мелькают лики смерти с косами. Трусливые (а как же иначе) ужимки заговорщиков и коварная шакалья повадка врагов страны. Византийское коварство озверевшего Ивана, в маске скомороха душащего крамольных подданных.
Трон на помосте, с которого, как тарантул, медленно сползает согбенный царь. Посох, с гневной силой воткнутый в пол. Звериный топот опричников, гоняющихся за врагами престола с плетками, удавками. И снова: по отдельности вроде все хорошо. Перед нами наглядные метания от добра к злу и обратно, и режиссура отдельных эпизодов на высоте. Но взятые вместе детали складываются не в величественную историческую фреску «с психологией», выраженную современным языком, а в декоративную картинку в духе расхожих представлений о Руси. Авторский выбор первого состава исполнителей показался странным. Ведь видно, что актерской масштабности и выразительности – такой, чтоб мурашки бегали по коже от образов неоднозначных предков, на сцене нет. Максимум – игра в значительность, хотя, несомненно, артисты выкладывались сполна.
Павел Дмитриченко (Иван) отчаянно пытался придать своему герою и гений, и злодейство, но царь все равно выглядел мелковатым. Артем Овчаренко (Курбский) силился уйти от своего амплуа прекрасного принца, что мешало воспринимать его персонажа всерьез. Анна Никулина (Анастасия) не знала, что сказать публике о своей героине: какая-то женщина при царской особе, и только. Кордебалет добросовестно рвал жилы, но у масс не чувствовалось органического ощущения «народности», о которой любят писать апологеты спектакля. Чтобы балет Григоровича сегодня ожил и стал убедительным, ему надобен даже не исполнительский энтузиазм, а своеобразное актерское «остервенение». Его не было. И никакой психологизм спектакля, хоть в кавычках, хоть без кавычек, не смог поставить под сомнение этот факт.
Автор: Майя Крылова
Источник: Новые известия
