Билеты в Большой театр 
Этот космополитизм открыто и уродливо выразился в том, что на протяжении десятилетий сцена Большого театра, его оркестр и все его постановочные средства были отданы на откуп итальянским гастролерам, чужеземным предпринимателям от искусства, в то время как русские артисты и русский репертуар были отодвинуты на задворки и влачили жалкое существование. Тягостными и унизительными были 60—70-е годы — период разгула итальяномании. Надо подчеркнуть, что гастроли итальянских трупп, державшиеся обычно на двух-трех прославленных певцах-виртуозах, в целом представляли собой исключительно коммерческое предприятие, с случайным составом певцов, слабыми дирижерами, жалкими декорациями, с кое-как собранным и неслаженным репертуаром.
Известна та отрицательная, глубоко справедливая оценка, которую в свое время дал Глинка итальянскому театру, обосновавшемуся в сороковых годах в Петербурге и вскоре вытеснившему русских артистов и русский репертуар, к великому и законному возмущению истинных патриотов национального реалистического искусства. С негодованием описывая исполнение итальянцами моцартовского «Дон-Жуана», Глинка клеймит «бездарность и невежество в музыке большей части артистов» и добавляет: «Я плакал от досады и тогда же возненавидел итальянских певунов и модную итальянскую музыку». Несомненно, ставка на итальянских гастролеров дирекции императорских театров как в Петербурге, так и после в Москве была не чем иным, как наступлением прогив растущей национальной музыкальной культуры и отстаиваемых русскими композиторами-реалистами идейно-эстетических критериев.
Чисто гастрономический подход к музыке, бессодержательная виртуозность и крайне примитивная, ограниченная выразительность большинства итальянских певцов, их ставка на чувственное воздействие, на внешнюю красивость, пренебрежение к стилю и содержанию исполняемой музыки, к требованиям музыкального ансамбля и культуры сцены — все эти качества спектаклей итальянских гастролеров принципиально противостояли задачам и устремлениям русского реалистического искусства, с его требованиями высокой идейности и художественного совершенства, с его стремлениями к синтезу музыки и сцены, к жизненной правдивости и естественности образа. Засилие чужеземцев вызывало законную оппозицию. Передовая критика того времени, отражая общественное мнение, чрезвычайно настойчиво осуждала «промахи и бестактность казенного управления», предоставившего широчайшие полномочия синьору Мерелли, антрепренеру итальянской труппы, которая, подобно саранче, «посылается для уничтожения национального театра в Москве».
В печати раздавались гневные укоры в адрес космополитствующей дирекции. «Такое бюрократическое, пренебрежительное отношение к русскому искусству и его судьбам,— читаем мы в одной из статей московского рецензента, — будет отмечено в истории нашего театра эпохой печальнейшей, едва вероятной для тех, кто не был как мы — очевидцем этой эпохи». Быть может, никто из музыкальных критиков в эти годы не вел так талантливо и так настойчиво борьбу за достоинство и права русской музыки и русских музыкантов, как делал это П. И. Чайковский.
В своих статьях и фельетонах Чайковский высказывает резко отрицательное отношение к такому положению вещей, при котором русская национальная опера осуждена на нищенское прозябание, в то время как труппа итальянских актеров пользуется привилегиями и исключительным вниманием театральной администрации. Борясь с итальяноманией, Чайковский чужд каких-либо проявлений национально-славянофильской ограниченности. Все ценное, что может дать итальянская опера,— искусство отдельных выдающихся певцов, как например, Патти, Нильсен, удачи в постановке ряда классических произведений итальянской, французской, немецкой музыки,— признается им и принимается с должным уважением.
Но у итальянских гастролеров господствует ремесленничество, бессодержательность, искусство низведено до грубой забавы; художественные интересы, репертуар, музыкальный ансамбль, качество постановок — все принесено в жертву корыстолюбию предприимчивого администратора, властителя московских карманов. Чайковский так оценивает предприятие, ради которого систематически, принижается русская опера: «Я считаю итальянскую оперу со всеми ее атрибутами делом, не имеющим ничего общего с высшими целями искусства, делом в высшей степени антимузыкальным». Чайковский знакомит нас и с той великосветской публикой, той толпой бездельников, для увеселения которой создается это «антимузыкальное дело». «Что может быть отраднее для праздного дилетанта, как роскошная зала Большого театра, унизанная изящными дамами, испещренная господами в белых галстуках, упитанная великосветским ароматом, да в придачу ко всему этому оглашаемая звуками Патти!».
