Билеты в Большой театр 
Как уже указывалось, „Гугеноты" явились высшей точкой расцвета Мейерберовского творчества. После них начинается художественный кризис композитора, топтание на месте, поиски новых музыкально возбуждающих средств, идейно-творческий упадок. Этот кризис не был присущ только лично Мейерберу, он не вызывался причинами биографического характера. Печать этого кризиса видна на творчестве всех художников 40-50-х годов прошлого века, ибо он был выражением в области искусства общего кризиса всей буржуазной идеологии, всех идейно-философских установок этого класса.
Революция 1848 г. была последней буржуазной революцией в Западной Европе. После ее исхода начинается быстрый процесс разложения буржуазного миросозерцания, идейный остов всей буржуазной духовной культуры, в том числе и художественной культуры, художественного творчества. Мейербер мечется в растущих противоречиях буржуазного искусства. Задумав нависать в 40-х годах подлинно революционную оперу „Пророк" на исторический сюжет, взятый из эпохи крестьянских воин, он, проработав над чей ряд лет, не только не смог подняться выше "Гугенот", но испытал величайший художественный срыв, показал невозможность осилить большую тему, творчески овладеть ею.
После 48 года Мейербер бросается к комической опере, попирая все свои принципы, думая здесь, в этой когда-то передовой музыкально театральней области омолодить свою музу, освежить свои музыкальные идеи. Но комическая опера в эти годы стала сентиментально пошлой, грубо развлекательной музыкальной дешевкой. И Мейербер, поставив на сцене Парижской Opera Comique два произведения (одно из них было переделано из раньше написанной им же немецкой оперы), ничего для себя не приобрел и ничего в сокровищницу музыкального театра не прибавил. Эти две комические оперы Мейербера — "Северная звезда" и "Динора"— яркие свидетельницы вырождения его художественного интеллекта, заката его творчества.
Однако, Мейербер не уступал. Он продолжал работать и над новой „большой" оперой. Но результатов этой работы композитору не суждено уже было увидеть. Мейербер умер 2 мая 1864 года во время репетиций своей последней оперы „Африканка'', в которой ясно наметился резкий поворот его творчества, предопределивший дальнейший путь парижской „большой" оперы. Мейербер учуял новые дуновения в художественной „погоде", новые запросы музыкального театра. В „Африканке" он переходит с рельс героической оперы на рельсы оперы лирико-экзотической; личные переживания героев окончательно заслоняют общественный стержень драмы; обычный трагический взрыв последнего финала заменяется элегической примиренностью. Выведенное в конце оперы фантастическое растение, испускающее ядовито-одуряющий, пряный аромат, превращается как бы в символ новой музыкально - наркотической эстетики пресыщенной буржуазии.
Яркую социальную характеристику Парижа 60-х годов дал Герцен в своих знаменитых мемуарах „Былое и думы": „Умственное движение, наука, отодвинутые за Сену, не были видны; политическая жизнь не была слышна. ... Париж становился больше и больше общим европейским рынком, в котором толпилось, толкалось все на свете: купцы, певцы, банкиры, дипломаты, аристократы, артисты всех стран.... Вкус, тон, выражения,—все изменилось. Блестящая, тяжелая роскошь, металлическая, золотая, ценная заменила прежнее эстетическое чувство, в мелочах и одежде хвастались не выбором, не уменьем, а дороговизной, возможностью трат и беспрерывно толковали о наживе, об игре в карты, места, фонды",.. В этой отравленной миазмами буржуазного паразитизма атмосфере второй империи и погиб Мейербер, художник исключительной природной одаренности, но не умевший идти против течения, не умевший вырваться из трясины буржуазно-театрального болота, не умевший быть принципиальным и высоко нести знамя своего искусства.
