Билеты в Большой театр 
Генрих Гейне, присутствовавший в Парижском театре «Grand Opera» на премьере «Гугенот», написал восторженный отзыв об этой опере: «Мейербер, конечно, величайший из ныне живущих композиторов, величайший художник в музыке; он выступает этот раз с совершенно новыми формами, он создает новые образы в царстве звуков, он творит новые мелодии, совершенно необыкновенные... Я убежден, что если бы было нужно, Мейербер умер бы за какую-нибудь музыкальную фразу, как другие умирали за догмат веры». Это произошло в конце февраля 1836 года, почти за сто лет до наших дней. Успех оперы был потрясающий, необычайный даже для Парижа, привыкшего ко всяким сенсациям. "Гугеноты" победно двинулись по всем лучшим оперным стенам Европы и Америки, Но прием, оказанный им в музыкальной критике, был далеко не всегда благожелательным, рецензии далеко не всегда хвалебными.
Часто хочется схватить себя за голову, — пишет Роберт Шуман, гениальный немецкий композитор и руководитель передового музыкально-критического органа „Neue Zeitschrift fur Musik", — чтобы удостовериться, все ли там на своем месте, когда взвешиваешь успех Мейербера в музыкальной Германии... Я не моралист, но хорошего протестанта возмущает, когда его святые песни раздаются на подмостках, возмущает, когда кровавую драму его религии превращают в балаган, чтобы этим добыть себе денег и дешевую славу; нас возмущает вся опера, начиная с увертюры с ее забавно-пошлой святостью, до конца, где нас по крайней мере хотят сжечь заживо.
После "Гугенот" не остается больше ничего другого, как казнить на сцене преступников и выводить распутных женщин"… Если Шуман, всегда боровшийся против пошлости и мещанства в искусстве, выступает в этой рецензии, как стопроцентный немецкий бюргер — обыватель с сильным националистическим душком, то русский композитор и музыкальный критик середины прошлого века А. Н. Серов, признавая в Мейербере «огромный талант, отличный по оригинальности и силе воображения и по многим менее важным, хотя блестящим качествам», все же выступал против мейерэеровской музыки, считая, что все содержание ее — эффект яркий, резкий, иногда чисто-материальный. Мейербер берет свое добро везде, где его находит", — пишет Сероз в той же статье дальше: «Вообще можно сказать, что он морочит людей!»...
Таких категоричных суждений о мейерберовском творчестве крупнейших музыкантов и авторитетнейших музыкальных критиков, его современников не трудно собрать громадное количество. Глинка высказался кратко: "Не уважаю шарлатанов!" Вагнер считал Мейербера "флюгером европейской оперно-музыкальной погоды". Берлиоз со свойственной ему тонкой иронией замечал, что Мейербер не только имел счастье обладать талантом, но, в значительно высшей степени, обладал талантом иметь, счастье"...
Все эти и многие им подобные отзывы - конечно, не могут иметь решающего значения для нашей оценки Мейербера и его творчества. Тем не менее они имеют немаловажное историческое значение, поскольку многое освещают в той борьбе художественных направлений которая в середине прошлого века, в годы усиливавшихся общественных движений приняла чрезвычайно острые формы и в которой фигура Мейербера являлась одной из центральных и дискуссионнейших.
Чтобы понять роль Мейербера в этой борьбе, необходимо бросить взгляд на биографию этого величавшего мастера музыкального театра, так щедро одаренного природой. Если вся жизнь его представляет громадный интерес, как жизнь незаурядной, энергичной личности, смелого художника, решительно пробивающего свой творческий путь в тяжелых условиях буржуазной конкуренции, — то годы расцвета творчества Мейербера, годы, проведенные им в напряженнейшей работе, в блестящей артистической атмосфере Парижа эпохи июльской монархии, особенно богаты событиями и заслуживают более пристального внимания. Джиакомо Мейербер родился в Берлине в 1791 году.
