Билеты в Большой театр 
Уроки мимики два раза в неделю по сорок пять минут вел Михаил Михайлович Щипанов, солист-мимист Большого театра. Какими же увлекательными были его уроки! Заниматься было удивительно легко, несмотря на то, что раньше многие из нас вообще не знали о существовании этого предмета. Мы все горячо полюбили педагога и его уроки. Михаилу. Михайловичу было лет пятьдесят пять. В противоположность Сидорову Щипанов был полный, высокий, широкоплечий, очень медлительный в походке и движениях. Благородные черты его лица, ласковая улыбка и тихий голос как-то сразу расположили к нему весь класс. Никто никогда не нарушал на его занятиях дисциплину, никто не пропускал его уроков. Учениц он называл «голубушка», учеников — голубчик». Часто можно было слышать, как он говорил:
«Голубушка, а ты ведь наиспособнейшая девочка» - или: «Хоть сейчас на сцену, все так хорошо, главное, истинно правдиво». Если что-нибудь в исполнении не ладилось, он умел все сгладить, успокоить ученицу. Тихо-тихо, как-то беззвучно засмеется и кивнет головой — ничего, дескать, бывает и хуже.
Каждая мимическая роль Михаила Михайловича на сцене Большого театра была совершенна. Я видела его в партии Марцелины в балете Гертеля «Тщетная предосторожность». Каждый жест Щипанова, каждая сцена с Лизой, Коленом и другими персонажами были настолько выразительны и вместе с тем естественны, что временами казалось, зритель слышит его голос, понимает его слова, хотя, естественно, никаких слов Михаил Михайлович не произносил. Он играл сварливую, но очень добрую старушку и был подкупающе обаятелен в этой роли. Несмотря на довольно крупную фигуру, Щипанов так естественно изображал женщину, что зритель только из программы узнавал, что эту роль исполняет мужчина.
В другой большой роли — Коппелиуса в балете Делиба «Коппелия» — Михаил Михайлович всегда вызывал сочувствие зрителя. Его действительно было жаль: ведь старый мастер кукол так искренне верил в то, что «оживил» свою любимую куклу, не догадываясь, что его просто ловко разыгрывали веселая девушка Сванильда и ее жених Франц. Играл он и роль отца Китри в балете Минкуса «Дон Кихот». Свой богатый опыт Михаил Михайлович любовно передавал нам, ученикам. Он почти ничего не показывал на уроках сам, боясь штампа. Обычно он ставил вопрос: «Для чего ты это делаешь?» — и тут же подсказывал, именно подсказывал, а не показывал решение того или иного этюда. Михаил Михайлович часто говорил: «Все необходимо делать по-своему, так, как именно ты это чувствуешь».
Щипанов всегда сам приносил в класс музыкальный материал. Учащиеся слушали музыку. Сюжет, придуманный каждым из нас на эту музыку, мы воплощали в действии. Вот тут-то Щипанов осторожно, не ломая основы, вносил поправки. Незаметно для исполнителя он вводил действие в русло музыки. Весь класс занимался по мимике хорошо. Мы наперебой сочиняли все новые и новые сюжеты, разыгрывали сценки вдвоем, втроем, а то и ставили массовые этюды. Михаил Михайлович был мастером реалистической пантомимы, но ему приходилось разучивать с нами и условные жесты, которые еще жили в балетах и без которых в те времена нельзя было обойтись.
В 1922 году на экзамене-концерте во втором отделении — «Мимические сцены» — шла пантомима «Сиротки» на музыку Ребикова «Елка», написанную в форме вальса. Сюжет пантомимы был несложен. Две сестры-сиротки вынуждены просить подаяние. На улице зима, сильный мороз. Младшая девочка (ее роль исполняла я) больна и совсем выбилась из сил от голода и холода. Старшая сестра (ее роль исполняла Ира Щербакова) пытается заставить ее прыгать и танцевать, чтобы девочка хоть немного согрелась. Появляется с гувернанткой (Наташа Гаврилович) богато одетая девочка (Тамара Демидова), в прошлом их подружка. Старшая сестра радостно бросается к ней и, стараясь напомнить о себе, танцует вальс, который они когда-то вместе танцевали на балу. Но богатая девочка презрительно отворачивается от нищенки и вместе с гувернанткой уходит. Старшая сестра возвращается к младшей, но та неподвижно лежит на скамейке — она мертва.
В этой пантомиме мы сами сочиняли танцы. Движения больной замерзающей девочки отличались медлительностью, они шли под грустную часть вальса: па шассе, па вальса, невысокие соте. Она еле держалась на ногах, голова поникла, руки опущены вдоль тела. Страдающая девочка вызывала жалость и беспокойство сестры. Второй танец по ходу действия — более светлая часть вальса. Здесь старшая сестра танцует радостно, с надеждой, что ее узнает бывшая их подружка и поможет в беде. Ее движения — па балансе, па вальса, глиссад, небольшое ассамбле — исполнялись оживленно, но занимали всего 32 такта. Далее снова звучала грустная часть вальса. Экзаменационная комиссия единогласно поставила нам за эту сцену «весьма удовлетворительно».
