Ранее: 1.
Плисецкая выходит из самой глубины левой кулисы на мелких па-де-бурре спиной к зрительному залу. «Когда свет прожектора падает на белую пачку, обрамляющую ноги, которые как бы перестали быть человеческими еще до того, как начали двигаться, ее Умирающий лебедь — один во всем мире, а не просто на огромной сцене Большого театра», — писал о Плисецкой известный импрессарио Сол Юрок, не раз видевший первую исполнительницу фокинского шедевра — Анну Павлову. Лебедь Плисецкой в начале танца красивая, сильная птица, поющая на закате лебединую песнь, — песнь высокого романтического порыва. Руки-крылья плывут, трепещут, как бы стряхивая капли воды, и медленно и плавно опускаются, затихая.
Плисецкая очень любит, когда музыка «Лебедя» исполняется на виолончели с аккомпанементом арфы, особенно когда партию арфы исполняла такой мастер, как Ксения Эр дели. Здесь, как всегда, для Плисецкой не безразлична инструментовка с ее богатством и разнообразием тембровой окраски. Балерина танцует по-иному, если музыку Сен-Санса исполняет не виолончелист, а скрипач. В танце она передает тончайшие оттенки голоса сопровождающего инструмента. Низкие, сильные звуки виолончели вызывают у нее представление о птице более мощной, более сильной, в какой-то степени более «земной» в своей борьбе за жизнь. И взмахи крыльев этой птицы — реже, и бьются они в то же время сильнее. Певучий, высокий и нежный голос скрипки вызывает у балерины другое состояние. Она как бы «поет» на этой высокой тесситуре, все тело ее делается выше, воздушнее, нежнее, и тогда характер трактовки лебедя меняется — теперь это птица легкая, более одухотворенная, стремящаяся в своем порыве ввысь к небу, но в какой-то мере и более слабая.
В средней части танца Лебедь Плисецкой пытается набраться сил. Опустившись на одну ногу, он смотрится в воду, клювом прикасается к раненому крылу. Но вот лебедь встает. Взмах крыльев... и он чувствует, что взлететь не может В хореографии Фокина Лебедь падает на землю несколько раз. Лебедь Плисецкой падает всего только один раз — перед самой гибелью. Он расстается. с жизнью, любя ее. В нем нет покорности, жертвенности, пассивности, нет надлома. Внутреннее состояние, передаваемое артисткой в этом танце, скорее, сближается с героической линией ее творчества. «Умирающего лебедя» Плисецкая танцевала во многих странах мира. Он часто бисировала этот номер, но, как отмечали многие газеты, никогда ее исполнение не было точным повторением предыдущего. Балерина как бы танцевала тему с вариациями.
Плисецкая получала и получает много писем от зрителей, выражающих свое впечатления от ее «Умирающего лебедя». Иногда это по-настоящему профессиональные отзывы, как, например, письмо старого художника, искусствоведа И. И. Зильбермана :«Умирающий лебедь» Сен-Санса в Вашем исполнении — это живопись в самом глубоком ее понимании. Здесь и реализм, и импрессионизм, и в то же время необыкновенная монументальность образа, близкая к образам Родена. У Вас отточенный рисунок, прекрасный мазок, объединенный в едином колорите, и, конечно, главное — трепет души. Без этого нет искусства, нет художника. Спасибо Вам за этот незабываемый вечер по телевидению. Вы — балерина, а для многих Вы — художник». Чувства многих зрителей выразил румынский поэт Георгий Майореску в стихотворении «Лебедь»:
Я хлопать хотел бы.
Но рук не поднять.
От сцены я глаз не могу оторвать.
Сосед мой — моряк.
Он движеньем руки
слезу незаметно смахнул со щеки...
Я вижу, из зала летят без конца
не розы — не розы, — людские сердца.
А советский поэт Лев Друскин раскрыл самое существенное в трактовке Майи Плисецкой в стихотворении, посвященном ей:
Бьется лебедь в тоске человечьей,
умирающий лебедь Сен-Санса.
Вот он сник в ослепительном свете,
но взметаются крылья опять,
и по залу проносится ветер:
Не умру!
Не хочу умирать!...
«Умирающий лебедь» Плисецкой потрясает не только тех, кто знает и понимает искусство балета, но и тех, кто увидел его впервые. Писатель В. Захарченко рассказал один интересный случай. На Четвертом Всемирном фестивале, проходившем в Бухаресте, юноша из Экваториальной Африки исполнил «Танец воскресающего лебедя», в котором необычно преломились черты образа, созданного Плисецкой. Этот юноша видел советскую балерину в 1951 году на Третьем Всемирном фестивале молодежи и студентов в Берлине, когда она исполняла «Умирающего лебедя». «Больше всего мне понравилась ваша балерина, — говорил он, — она танцевала танец, который нельзя забыть. Это танец лебедя, который умирает... Я не помню его музыку. Я запомнил танец советской девушки. И я решил обязательно повторить его в Бухаресте, Только я решил танцевать танец лебедя, который воскресает. Так будет лучше, не правда ли? Лебедь умирал — лебедь воскресает».
В. Захарченко писал: «Я смотрел в лицо этому молодому черному парню, приехавшему из Экваториальной Африки, и думал об удивительной судьбе классического танца, исполненного советской балериной на подмостках Берлинского фестиваля и вновь вернувшегося каким-то вторым отражением на фестиваль в Бухаресте». Это большое эмоциональное воздействие классического танца объясняется тем, что Плисецкая восхищает не только совершенством линий, изумительными па-де-бурре, всплесками рук, мельчайшими жестами, выражающими боль расставания с жизнью, но прежде всего искренностью и силой изображаемых чувств. Зрителю любого уголка земли понятен образ Лебедя, он становится обобщенным образом борьбы за жизнь.