Пути исканий (Из книги «Деятели музыкального театра»), часть 1

Со времени «ленинградского» периода моей жизни прошло полвека. Период достаточный, чтобы многое стерлось в памяти. Исчез ряд примечательных деталей того времени. Но невозможно забыть главного — той удивительной обстановки, которая царила в Ленинграде и в которую я окунулся с головой. Молодая страна, еще не оправившаяся от ран и потрясений гражданской войны, вступила в новый этап строительства социализма. Это чувствовалось во всем: в отношениях между людьми, в пестроте возникающих литературных и художественных течений и, конечно, в театральной и музыкальной жизни. Искусство не могло оставаться таким, каким оно было десять и более лет назад. Это понимали все. Но вот какими именно путями оно должно было развиваться теперь — на этот счет существовали десятки противоборствующих мнений.

Я вспоминаю музыкально-исполнительское искусство Ленинграда двадцатых годов, поражавшее своей насыщенностью, разнообразием, сочетанием замечательных традиций с поисками нового. Это были годы, когда, как справедливо пишет В. Богданов-Березовский, «во всем ощущались поиски и становление черт нового исполнительского стиля, сочетающего в себе душевную наполненность, эмоциональность с обостренным интеллектуальным началом... Черты качественно нового обозначались в исполнительском искусстве крупных мастеров— дирижеров, певцов, инструменталистов...».

Общий подъем культурной жизни северной столицы ярко ощущался и у нас в театре. Работавшие в то время в ГАТОБе — Государственном академическом театре оперы и балета (так с 1920 года стал именоваться б. Мариинский театр) — артисты, дирижеры (а театр блистал в те годы соцветием имен), почувствовавшие, с каким восторгом и как жадно принимает новый зритель каждый спектакль, с энтузиазмом отдавались своей работе.

За его пультом стояли такие опытные музыканты, как Даниил Ильич Похитонов (работавший вместе с Эдуардом Францевичем Направником, свыше полувека бывшего главным дирижером театра), замечательный музыкант Владимир Александрович Дранишников, ставший главным дирижером ГАТО-Ба незадолго до того, как я приехал в Ленинград. Вскоре я познакомился с Альбертом Коутсом. И это знакомство, несмотря на значительную разницу в годах, перешло во взаимную, как мне кажется, симпатию, даже дружбу.

Англичанин по происхождению, Коутс родился в России, в семье известного в дореволюционное время промышленника. В Петербурге Коутс получил музыкальное образование — он учился игре на виолончели у А. Вержбиловича, а затем — дирижированию у знаменитого Артура Никиша. С 1910 года стал дирижером Мариинского театра. Как об одном из наиболее ярких событий сравнительно недавнего прошлого в театре вспоминали осуществленную Коутсом в сезоне 1913/14 года постановку «Мейстерзингеров» Вагнера. Вообще вагнеровские оперы он вел прекрасно. Но наиболее горячо петербургская публика принимала Коутса, когда он дирижировал операми Римского-Корсакова — «Снегурочкой», «Сказкой о царе Салтане» и особенно «Сказанием о невидимом граде Китеже». Считалось, что последняя была самой блестящей удачей молодого тогда дирижера.

За годы работы в Петербурге Коутс приобрел популярность у публики, любили его и в театре. Уехав за границу в 1918 году, он не прерывал связей с русскими музыкантами, с Россией, и его приезд в Ленинград ожидался давно. Поговаривали, что Коутс останется у нас в театре, и когда заходила об этом речь, чувствовалось, что все будут рады, если предположения подтвердятся. И вот, после семилетнего отсутствия Коутс появился в Ленинграде в начале апреля 1926 года. Первым спектаклем под его руководством предполагалась «Аида» Верди. Но по приезде дирижер выразил желание начать с выступления в русских операх.

6 апреля все мы — артисты оперной труппы, хор и технический персонал собрались на сцене. Оркестранты в полном составе, у дирижерского пульта — В. Дранишников. Царило торжественное настроение. Хотя то, что должно было сейчас начаться, называлось просто: «оркестровая репетиция оперы «Сказание о невидимом граде Китеже». И едва из-за кулис появился высокий, моложавый, с открытой, радостной улыбкой на лице человек, Дранишников взмахнул палочкой, и оркестр заиграл громогласную «встречу». Видно, что Коутс такой торжественности не ожидал, и к выражению радости на его лице примешались растерянность и смущение, которые стали еще заметнее, когда артистки преподнесли ему цветы...

Уже первая репетиция показала, какой это прекрасный музыкант. У него было то ценнейшее для дирижера качество, которое заключается в способности зажигать, увлекать исполнителей и в то же время поддерживать замысел артиста. Коутс был натурой импульсивной, темпераментной, тем не менее, это не мешало ему придерживаться стройного, продуманного плана интерпретации. Красивой была его манера дирижирования, отличавшаяся особой пластичностью. Он безраздельно отдавался музыке, весь подаваясь как-то вперед, словно желая слиться с оркестром и с артистами, находящимися на сцене. Поэтому репетировали «Китеж» с подъемом, с увлечением, которыми Коутс заражал всех исполнителей. На репетициях Коутс был неизменно приветлив и всегда создавал истинно художественную атмосферу, и потому каждый участник испытывал настоящую творческую радость.

Продолжение...