Прощание с Харьковом (Из книги «Деятели музыкального театра»), часть 1

Три года на сцене Харьковской оперы дали мне очень многое. В моем репертуаре было уже немало ведущих ролей: Гремин («Евгений Онегин»), Сен-Бри («Гугеноты»), Томский («Пиковая дама»), Пимен («Борис Годунов»), Нилаканта («Лакме»), Мефистофель («Фауст»), Руслан, Досифей («Хованщина»), Мельник («Русалка»), Тарас («Тарас Бульба»), а небольших партий набралось более двадцати.

Однако овладение таким количеством ролей в такой небольшой срок, исполнение их в спектаклях, менявшихся с калейдоскопической быстротой, имело не только положительную сторону. Разучить партию — не так уж трудно, войти же в роль, отшлифовать ее, проработать во всех деталях на репетициях — основная работа артиста,— на нее же времени не хватало. Театру нужны были сборы, а чтобы публика шла в театр, ее привлекали все новыми и новыми премьерами. Естественно, что этому сопутствовало отсутствие тщательности в подготовке спектаклей. С появлением Боголюбова кое-что в этом отношении изменилось. Несколько спектаклей были поставлены по всем правилам, им предшествовала большая и интересная репетиционная работа.

Почувствовав эту разницу, я понял, насколько важна для артиста детальная проработка, как легко, встав на путь «как-нибудь», скатиться в болото плохого ремесла. Чем дальше, тем больше я испытывал неудовлетворение от текущих спектаклей, от того, что добившись сам многого в постижении образа, не всегда получал такую же отдачу от партнера. Для меня всегда немаловажным был ансамбль. Требовательный к себе, я не менее требователен был и к окружающим (может быть этим и досаждал некоторым, не знаю). Словом, уже через три года я почувствовал, что буквально всем моим существом овладела тоска по театру, в котором процветало бы настоящее искусство и были высокие требования. Правда, не я один чувствовал это. Многие, лишь только кончался сезон, начинали говорить о новых городах, о контрактах с новыми театрами, где им казалось будет лучше, но... Проходил год и вновь труппа составлялась из артистов, таких же, как те, которые полетели искать лучшей доли. Все повторялось, все становилось таким знакомым и раздражающе тоскливым.

Между тем, несмотря на неудовлетворение постановкой дела в Харьковской опере, я не мог переходить из театра в театр, как приходилось делать это многим. К бивуачному образу жизни я не был приспособлен. Стали появляться у меня даже мысли, не совершил ли я непоправимую ошибку, бросив институт перед самой защитой? Однако мысли о неудачном выборе профессии у меня исчезали тотчас, как я ступал на сцену. Оставалось лишь решить, где продолжать свой путь. Как я уже писал, давно в мечтах грезились мне два театра — бывший Мариинский в Петрограде и Большой в Москве.

Теперь советы моих товарищей по сцене, Пирогова, Любченко, Павловской и многих других, на которые я некогда мало обращал внимания, попадали на благоприятную почву, бередили мою душу. Однако последовать им я не мог: куда ехать без приглашения? К тому же жена еще училась, денег на переезд у нас не было. Оставалось лишь продолжать работать здесь, требуя от себя максимальной отдачи. Я с еще большим рвением взялся за работу. Певец, желающий извлечь из своих природных голосовых данных все возможное, должен заниматься очень разумно. Вокалист не может, как скрипач или пианист, заниматься пением по восемь-девять часов в день; в его распоряжении для занятий значительно меньше времени. Голько разумные занятия могут привести к хорошим результатам. Многими своими достижениями я и сам был доволен, и критика их заметила: «Рейзен сильно прогрессирует в последнее время как артист, — писали в газетах.—

От прошлогоднего его бенефиса в «Лакме» до теперешнего в «Хованщине» лежит целая пропасть, и сейчас Рейзен по праву занимает видное место в труппе, имеющей незаурядные басовые силы». Кстати, о бенефисах. В те годы еще была жива традиция бенефисных спектаклей, сбор с которых частично поступал в пользу бенефицианта. В контракт артиста включались условия о бенефисах. Артист, когда наступало время бенефиса, выбирал тот спектакль, который был особенно ему интересен, где бы он мог более эффектно показать себя. Бенефисы в этом смысле имели огромное значение. Они становились праздником и не только артиста, но и для театра и публики. Артист стремился в них полностью раскрыть свое дарование.

Продолжение...