Путь к сцене (Из книги «Деятели музыкального театра»), часть 2

Ранее: 1.

Так образовался у меня уже небольшой репертуар. Я пел Мефистофеля из «Фауста», знал арию Гремина, разучивал партию Мельника из «Русалки», достал клавир «Севильского цирюльника». Жили мы на Бурсацком спуске. Соседом нашим, поселившимся рядом в доме, как выяснилось позднее, был молодой человек Лев Сергеевич Перовский. Не помню, когда и где я с ним познакомился. Однажды встретились мы на улице, зазвал он меня к себе в гости, послушать пластинки. Я с удовольствием принял приглашение. В отличие от нас жил он в прекрасной двухкомнатной квартире, уютной, со вкусом обставленной. Имел большую фонотеку. Как оказалось, был настоящим фанатиком пения. Коллекционировал пластинки всех известных певцов и, конечно же, я стал его частым гостем. Как-то, разговорившись, рассказал ему о том, как учился в консерватории и как пришлось бросить занятия. Перовский попросил меня спеть. Я исполнил его просьбу, а когда кончил, он воскликнул:

— С таким голосом и прозябать в каком-то Цепти! Да вам в театр идти надо! Что вы еще поете? Я сказал.

— Маловато, но это поправимо. Вам необходима сцена и практика. Хотите я познакомлю вас с прекрасным музыкантом? Он сумеет вам помочь. Только,— задумался он,— вам придется ему хоть немного платить. Но зато он поможет вам,— убежденно повторил он.— А голос у вас великолепный.

Что же, я решился. Напишу, думаю, брату Саше. Может он пришлет мне немного денег. Так и сделал. Вскоре получил ответ и некоторую сумму денег. Теперь я снова мог заниматься. И вот как-то за мной зашел Лев Сергеевич.

— Пойдемте, он ждет вас.

Он — Александр Яковлевич Альтшулер, пользовавшийся известностью в провинциальном оперном мире. Голос и внешность не позволяли ему быть на первых ролях, но в характерных он был неповторим. Помню, позднее выступал я на харьковской оперной сцене вместе с ним. Шла опера «Черевички» Чайковского. Я в ней пел Чуба, Альтшулер — Черта. Что это был за Черт! Когда выходил он на сцену, в зале стоял хохот. Однажды даже я не удержался. Взглянув на него, я от смеха так и не смог больше петь. Квартет (в сцене у Солохи) пропели без меня. Я прихватил ноты, и мы пошли. Нас встретил маленький, очень подвижный человек. Он приветливо заговорил со мной. Обаяния Александр Яковлевич был необыкновенного. Узнав все интересующее его — у кого учился, что пою — предложил мне что-нибудь спеть. Я выбрал первый акт «Фауста». Партию Мефистофеля, как уже говорил, я разучил самостоятельно. Альтшулеру голос мой понравился.

— Что же, начнем работать. И тут же приступил к занятиям. На уроках у Альтшулера аккомпанировала мне Екатерина Васильевна Алчевская — родственница выдающегося певца Ивана Алчевского, в то время уже покойного. Она была милейшим человеком. Участливо отнеслась ко мне. Как-то сказал я ей, что деньги, присланные братом, приходят к концу и, наверно, занятия с Александром Яковлевичем мне придется бросить. Старушка не на шутку разволновалась:

— Вам нужно обязательно заниматься, если не с Александром Яковлевичем, то самому, дома.

Я безнадежно махнул рукой.

— Екатерина Васильевна, где? В моем сарае? Да ведь там повернуться негде, да и холодно! А рояль? Ведь, чтоб разучивать новые партии мне нужен рояль.

— Послушайте, я помогу вам. Зайдите вечером ко мне, я живу у Гарнье.

Профессор Аманд Николаевич Гарнье был в Харькове известным врачом-хирургом. И вот в один прекрасный вечер (я говорю. «прекрасный», потому что таковым он стал для меня) мы с женой пришли к Екатерине Васильевне. Дома была в сборе вся семья Гарнье. К моему удивлению, оказалось, что дочь Гарнье знакома с моей женой, они вместе учились в институте, имели общих друзей. Так, буквально в одно мгновенье мы стали своими в этом доме и весь вечер чувствовали себя непринужденно. После обильного ужина хозяева предложили перейти в зал, где стоял чудесный Бехштейн, и вечер закончился небольшим домашним концертом: играл хозяин дома, я пел. Очевидно, мы с женой пришлись очень по душе этой семье, потому что вскоре нам предложили переехать к ним. Нам отвели комнатушку в девять метров, однако холодную, как и примыкавший к ней зал, где стоял рояль, которым я пользовался. Отапливались «буржуйкой». Вновь у меня появилась возможность заниматься. Екатерина Васильевна помогала мне, аккомпанировала, а иногда и переписывала ноты...

Два месяца занятий с Александром Яковлевичем оказались достаточными, чтобы понять нечто более важное, чем правильное и красивое звукоизвлечение. Альтшулер обратил мое внимание на то, что от меня, как молодого певца, пока ускользало. Мы принялись за Мефистофеля, и именно здесь неоценимую помощь оказал мне мой учитель. Тонкий музыкант, он сумел направить меня на верный путь. Ведь как заманчиво петь мелодическую музыку Гуно, благодарную для голоса, но интонационно мало отвечающую саркастическому образу Мефистофеля. Мефистофель при таком исполнении получался как бы шоколадный. Вспомните хотя бы его партию в первом акте.

Продолжение...