Неожиданная встреча (Из книги «Деятели музыкального театра»)

К тому времени, когда меня мобилизовали, брат Исай воевал уже больше года, был ранен в ногу, награжден двумя георгиевскими крестами и проявил отчаянную смелость. Начальство не могло не заметить храброго юношу, и, когда довелось нам встретиться, Исай носил уже погоны вахмистра, был уважаем и любим среди солдат своего полка. Встретиться же довелось нам на распределительном пункте, куда я попал после второго ранения. Увидев брата, я глазам своим не поверил: — Исай, да ты ли это?! Обнялись, расцеловались. Оказалось, что и брат здесь после ранения и тоже ждет направления в свою часть. Встреча эта напомнила о доме и так не захотелось расставаться с родным человеком. — Послушай, Маркуша, хочешь будем служить вместе? Я попрошу, начальство мне не откажет. И действительно, просьба его возымела действие, меня перевели в кавалерию и на три месяца определили на учения.

Так мы некоторое время служили вместе. Однако, хотя и перешел я в конный полк, но нет-нет да ссаживали нас с лошадей, и снова начиналась унылая окопная жизнь. Ожидание — самое тягостное для меня. Жажда движения, деятельности всегда была отличительной чертой моего характера. И когда в очередной раз спешили нас и посадили в окопы, я попросился в разведывательный отряд. В разведку ходили мы группами в пять-шесть человек, бывало, что и под обстрел попадали. Помню как-то под утро возвращались мы из разведки. Вошли в деревню. Дома стоят брошенные, нигде ни души, только в одном дворе нас встретил пес, обессиливший от голода, с трудом поднявший на ноги свое исхудавшее, обвисшее тело. Увидев собаку, подумали, а может в каком из дворов курицу или поросенка найдем.

Снабжение армии в то время было настолько плохим, что хлеб получали твердый, как камень, с клеймом шестимесячной давности. На порции его приходилось рубить топором. А бывало, что и такого хлеба не доставляли. Не всегда и кухня обеды привозила. Иногда лишь конь проскочит, а кашевар с кухней так и останется там, где настиг его снаряд. Вот и решили чем-нибудь порадовать товарищей. Зашли в один двор, в другой... В третьем слышим хрюканье в сарае. Поросенок! Кинулись на радостях к нему, а он как завизжит. Не успели мы его упрятать, начался обстрел. Обнаружили нас немцы и давай бить из орудий. Еле ноги унесли, но поросенка все-таки притащили... Приходилось резать проволочные заграждения. Опасное это дело — ведь работать надо было под самым носом противника. Немцы методически освещали ракетами местность, и мы торопились, пока было темно, тихо разрезать проволоку и мгновенно притаиться. Если не успеешь, то живым назад не уйдешь. Возвращаясь, часто не досчитывались мы своих товарищей. Но когда приходило пополнение, мы снова садились на коней. В одной из конных атак ранило нас с братом: меня в ногу и вдобавок контузило, брату оторвало на руке два пальца. Отправили нас сначала в полевой лазарет, а затем меня эвакуировали в госпиталь в Киев.

При размещении в госпитале не обошлось без неприятного эпизода, оставшегося у меня в памяти. Два дюжих санитара понесли меня в палату. Там на глазах у меня сняли с кровати мертвого и собрались перекладывать, не перестилая, на эту же кровать. Я запротестовал. — Куды ж тебя класть-то, местов, видишь, нет,— стал объяснять один из санитаров, другой подтвердил: — Каждый день и везуть и везуть, а мы что... Говорить мне было трудно, а спорить тем более, но тут вступились за меня другие раненые: — Да ты хоть перестели, тюфяк новый принеси, бельишко чистое. Небось сам-то после мертвого в постель не ляжешь. Как сквозь сон слышал я голоса, потом ворчание санитаров, перестилающих все-таки кровать, и, когда, наконец, меня уложили на чистые простыни, с облегчением забылся долгим сном. Брата я из виду потерял. В следующий раз довелось мне с Исаем встретиться уже через два года при весьма необычных обстоятельствах, и эта встреча оказалась последней...