Учиться я начал с семи лет. Сказать, что в семь лет окончилось мое детство, не могу — еще год я жил дома с отцом и матерью. Но в восемь лет мне сразу пришлось повзрослеть. Перед родителями встала проблема — где и как учить детей. Дело в том, что школа находилась далеко — в самом поселке Никитовка, расположенном по другую сторону железной дороги, и страшило то, что на пути к ней надо было переходить железную дорогу, с оживленным движением товарных составов, маневренных паровозов и пассажирских поездов. Поэтому решили, сообща с соседями, пригласить педагога. Так я прозанимался год, а может, чуть больше, с группой ребятишек у приходящего учителя.
Однако вскоре на семейном совете договорились отправить меня в соседний город Бахмут (ныне Артемовск) в частную школу для подготовки в гимназию. И вот в восемь лет я очутился вдали от родных, в чужом городе, у незнакомых людей. Правда, мои новые учителя — муж и жена — оказались людьми добрыми и отзывчивыми. После Никитовки Бахмут — небольшой уездный городишко — показался мне огромным. Дома трех-четырехэтажные, впервые виденные мною, представлялись прекрасными, а витрины небольших магазинов — верхом роскоши. Тротуары же совсем поразили мое воображение. В Никитовке грязь бывала такой, что подчас ногу не вытащишь. Здесь же, в Бахмуте, можно было спокойно, не боясь запачкаться, пройти по проложенным у домов тротуарам.
Предоставленный после уроков самому себе, я часто гулял, сначала около дома, а потом, осмелев, стал уходить и подальше. Так однажды попал я в центр Бахмута. Во всех русских городах того времени в центре выстраивались торговые ряды, так называемые гостиные дворы. Так было и в Бахмуте. Обилие магазинов поразило меня. Я переходил от одного к другому, разглядывая витрины. Одна из дверей оказалась полуоткрытой. Я заглянул туда. Большой зал, заставленный стульями, часть его приподнята; как я узнал потом — это была сцена. Я тихонько вошел и, прислонившись к стене, с любопытством стал присматриваться к происходящему. На сцене разговор сменялся пением и танцами. Глупый сын богатого крестьянина особенно привлек мое внимание. Как завороженный, в каком-то оцепенении, я смотрел на происходящее. Разыгрывалась сценка его сватовства к красивой, но бедной девушке. И вот на смотринах этот rope-жених сел в сторонке и стал грызть орехи. Один из орехов попался такой твердый, что разгрызть его никак не удавалось. Тогда Стецько (так звали парня) со всего маху ударил себя снизу по челюсти. Это показалось мне очень смешным. Я громко рассмеялся. Сидевшие в первом ряду пустого зала оглянулись и один из них сказал: — А ты что здесь делаешь?
Пришлось уйти. На улице я принялся разглядывать большие афиши, прочел, что сегодня вечером состоится представление и будет показан водевиль «Сватанье на Гончаривци» Квитка-Основьяненко. Так я впервые побывал в театре. Возвратился домой очень возбужденным. Мальчиком был я впечатлительным, своих эмоций скрывать не удавалось, и, естественно, учитель, встретив меня, поинтересовался: — Где ты был? Чем так взволнован? — Пришлось рассказать. Учитель пожурил меня за самовольный уход из дома. С того дня за мной был установлен более строгий надзор, и бродить по-прежнему мне уже не удавалось.
Между тем впечатление от театра было настолько велико, что долго еще находился я в его власти. Артисты мне уже представлялись какими-то необыкновенными людьми, а театральное действо — сказочным миром. Вспоминая сейчас свое детство, невольно задумываюсь над тем, что память зафиксировала лишь события и впечатления, связанные с искусством — театром, музыкой. ...Вот идет урок. Что-то объясняет учитель, а я, повернув голову к окну, слушаю доносящееся оттуда пение. По утрам, когда мы занимались, в соборе, который находился напротив, шла служба. Торжественное пение буквально завораживало меня. Мне казалось, что слышится оно откуда-то из-за облаков, воображение мое рисовало необыкновенные картины... Так сидел я, очарованный, тихо, не шелохнувшись, пока учитель не замечал моего отсутствующего взора. Тогда над головой, как гром, раздавался его голос: — Почему не решаешь задачу? Я вздрагивал от неожиданности и с сожалением переключал свое внимание на урок, возвращаясь из заоблачного мира к действительности.