Жизнь и сцена (Из книги «Деятели музыкального театра»), часть 2

За нашим домом был расположен длинный барак, где жили рабочие. Воскресный день отмечался, конечно, обильной выпивкой. Звучали песни, случались и драки. И то и другое глубоко запало в мою память. Помню, как однажды, напившийся до беспамятства, немолодой грузчик, выпивая очередной стакан водки, откусил край стакана и стал жевать его. Стекло хрустело на зубах, и я с ужасом увидел, как вскоре выплюнул он кровавую массу. С плачем кинулся я к матери, и долго не могла она успокоить меня.

Хорошо помню их песни. Тоскливые мелодии сменялись разухабистыми плясовыми; русские, украинские, а то и татарские напевы причудливо сплетались в многонациональный узор. Рабочие к нам в Никитовку съезжались на заработки со всех концов России. Отец — Осип Матвеевич — ведал погрузкой угля. Он был добрым, покладистым, и чувство справедливости руководило всеми его поступками. Рабочие с большим уважением относились к нему. Мать, красивая, статная украинка, веселая и энергичная, была тем человеком в семье, на плечах которого, как говорят, держался дом. Нелегко управлялась она с нами, детьми. Нас было пятеро — четверо братьев и сестра. Еще с нами жили бабушка и дедушка — родители отца. Правда, жили они отдельно, во флигеле, расположенном в глубине двора, но заботы о них тоже лежали на плечах матери. Деду к тому времени перевалило за сто лет, но был он еще очень энергичен и крепок.

Мать, как помню ее, никогда не унывала, любила и пошутить и даже, частенько, в юмористических красках изобразить знакомых, соседей, да и своих собственных сестер, приходивших в гости. За это прозвали ее Галей-артисткой. Пожалуй, действительно из всей семьи артистизм был свойствен скорее всего матери. Она прекрасно играла на гитаре, чудесно пела. Отец тоже не лишен был музыкальности, играл на гармонике и, придя с работы, нередко брался за инструмент. Чаще всего слышал я, как пел он «Ноченьку», «Лучинушку» или украинские народные песни.

Вообще в доме у нас музыку любили все. Рояля, конечно, не было, но всегда находились мандолина, балалайка, гитара, гармонь. На этих инструментах играли все дети, и часто по вечерам из членов семьи составлялся своеобразный музыкальный ансамбль. Запевала мать, ей подтягивал отец, и мы, дети, старались не отстать от них. Дед с бабкой, да может какая соседка, забредшая на огонек, были благодарными слушателями. Любил я эти вечера. Особенно хороши они были зимой. За окном непогода, ветер и дождь, а в доме тепло, уютно, неярко горит лампа, оставляя в темноте углы, тихо льется мелодия, начатая отцом на баяне, вот подстроилась и гитара... Мы пока не решаемся вступать в этот мирный диалог. Мать, будто пробуя голос, тихо начинает свою песню, а чуть позже зазвучит мягкий баритон отца... Особенно хорошо получались у них украинские песни...

Запомнился мне один вечер. Однажды к нам в гости пришли Краснопольские. Сам Краснопольский был начальником станции, человеком интеллигентным, начитанным, очень увлекающимся музыкой. Семьи наши дружили и часто встречались то у них, то у нас. В этот раз пришли они к нам с чудным ящиком, из которого торчала труба. Долго разглядывал я странный предмет, но вот на диск поставили черную пластинку, и вдруг удивительные, чарующие звуки наполнили комнату. Как завороженный слушал я пение, доносящееся из трубы, даже заглядывал туда — не сидит ли там кто, и снова слушал, удивляясь необычности звучания. Не было привычных переливов баяна, треньканья балалайки, переборов гитары. Все звучало по-новому — и голоса, и инструменты... Позднее узнал я в запавшей в память мелодии дуэт Виолетты с Альфредом из «Травиаты» Верди.

Из детских впечатлений особенно яркими остались в памяти поездки с отцом на ярмарку. Отец мой очень любил лошадей. У него были беговые дрожки, запряженные хорошим конем. И вот в дни, когда открывалась ярмарка, отец отправлялся туда. Часто брал и меня с собой. На ярмарке я получал так много впечатлений, что долго еще находился в их власти. Дома я рассказывал в лицах виденное, представляя то цыгана, то крестьянина, то пел как слепец, крутя ручку воображаемого ящика-шарманки, и в голове у меня звучали ее тоскливые звуки. Балаганы, с их Петрушками, зазывалами и нехитрыми представлениями, долго бередили мою детскую душу. Однако дети росли, и новые заботы наполняли наш дом.