Ни одну арию в «Травиате» не поет Козловский в концертном стиле, вне связи с развитием драматического содержания роли. Отсюда и цельность, неразрывность вокального и сценического начала, которой постоянно добивается артист в своей музыкально-драматической практике. Взять хотя бы такой, казалось бы, статичный образ, как Баян в «Руслане и Людмиле». По музыке, величавой и народной, это, воплощение былинного спокойствия, вещей Мудрости и светлой любви к людям. Козловский, следуя гениальной музыке Глинки, творчески чутко воссоздает поэтическую фигуру седого певца-прорицателя из легендарного прошлого древней Руси. Гордости, патриотического подъема исполнены начальные строфы обращения Баяна к народу:
Про славу русския земли
Бряцайте, струны золотые...
Просветленное лицо, обращенное ввысь, к солнцу, вдохновенный, торжественный голос; простота, естественность и вместе с тем величавость старости; ловкие, быстрые пальцы, перебирающие струны, чуть наклоненный вперед во время игры корпус — все это продумано до мельчайших деталей, все это гармонирует с музыкальным строем образа! А вот иной характер, красочно изображенный в музыке Римского-Корсакова, великолепно запечатленный в «весенней сказке» Островского,— царь Берендей из «Снегурочки». Во всем образе зе, особенно же в каватине Берендея-Козловского, разлито спокойствие, могучее стремление к миру и гармонии в природе, в людских отношениях. Козловский рисует сказочного царя близким к природе, искусству, истине, справедливости. Сказочность образа не противоречит его реальности. Подобно Юродивому, лишь на несколько минут появляется на сцене Индийский гость в «Садко». Но в одной песне Козловский раскрывает целый сказочно-богатый край, восторженно и поэтично славословит его, сам увлекаясь и увлекая слушателей.
В роли Ромео Козловский в звуке, в тембре голоса находит такие краски, которые полнее и естественнее (всего дают представление о самоотверженном юноше, готовом на любой подвиг гсо имя красивой и верной любви. Но не только положительные образы удаются артисту. Козловский умеет перевоплощаться и в остро гротескные фигуры — вспомним принца в «Любви к трем апельсинам», Данило-Говорило в «Иване Солдате». Двумя-тремя скупыми штрихами рисует артист : графа Альмавиву в «Севильском цырюльннке», герцога Мантуанского в «Риголетто», показанных артистом с чуть заметной иронией. Искусство перевоплощения постигнуто Козловским в полной мере. Это не значит, конечно, что все роли в одинаковой степени удаются артисту. Склонность к философским, обобщенным образам лирико-драматического или эпически-созерцательного плана, при всем различии изображаемых характеров, предопределяет особенный успех артиста именно в таких ролях.
Творческий путь Козловского весьма близок к наиболее ярко выявленным методам сценического реализма, характерным для актеров русской школы, будь то мастера драмы или оперы. Создавая новую роль, Козловский прежде всего заботится о звучании своего голоса. Точность, виртуозная свобода во владении всеми регистрами голоса Достигаются путем многократных и неустанных тренировок, систематических занятий вокалом изо дня в день. Достигнув абсолютной свободы во владении вокальной линией роли, артист приступает к шлифовке ее граней и тончайших нюансов. Для этого он стремится возможно глубже проникнуть в замысел композитора, постичь то сокровенное, что делает данное произведение полноценно художественным. Стиль автора оперы, соотношение драмы и ее музыкального выражения — все это изучается детально, глубоко.
Только полностью овладев всем этим материалом, определив свое отношение к образу, Козловский приступает к воплощению творческого замысла. Ощущение ответственности перед аудиторией, поиски новых красок для предельно реалистического воспроизведения типических черт характера — таковы те ступени, подымаясь по которым, актер в результате неустанного труда приходит к искомому образу. Ощущение колоссальной радости творческого труда, удовлетворение от признания аудиторией ценности созданного образа полностью покрывают вес тяготы, с которыми неизбежно связаны поиски прекрасного в искусстве.
Артист не может не быть поэтом, если хочет, чтобы зритель верил в реальность творимого им, характера. Но поэтическое претворение образа— это только одна сторона деятельности Козловского. Другая, еще более важная, — это органическая, на всю жизнь усвоенная аксиома: наше искусство — одно из могущественных средств воспитания в человеке воли, целеустремленности, активности, любви к красоте. Вот откуда активность лирических образов, создаваемых артистом, нот откуда реалистическая, народная тенденция, вот почему широкая советская аудитория так любит искусство Козловского. Спой опыт драматизации, поэтического осмысления роли Козловский переносит и на вокальные миниатюры, работа над которыми по своей филигранности, шлифовке детален стоит иногда большой оперной партии.