Билеты в Большой театр 
.jpg)
Ранее: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8.
Члены ее труппы припоминают немало случаев, когда Павлова была недовольна зрителями и даже сердилась на них за то, что они всегда провожали ее бурными аплодисментами — даже тогда, когда, по ее мнению, она танцевала хуже, чем могла. Павлова всю жизнь выступала перед людьми, которые были неспособны отнестись к ней критически и неизменно встречали ее восторженными овациями. Если бы она не стремилась все время к достижению своего идеала, не стремилась к совершенству, а думала лишь о том, чтобы добиться поклонения толпы, уровень ее мастерства неизбежно упал бы. Так же как многие другие великие артисты, Павлова считала, что восхваление оказывает на артиста разлагающее действие, но в то же время, хотела она этого или нет, обходиться без поклонения она уже не могла. Однажды она выступала в Германии в присутствии императора: в таких случаях зрители не должны были аплодировать. Павлова не знала этого обычая и была огорчена до слез. И вес же, судя по тому, что рассказывают об этом случае и о других аналогичных фактах, она придавала значение своей огромной популярности лишь постольку, поскольку она привлекала на ее выступления массы людей.
Искусство Павловой было искусством чисто русским, хотя, по ее словам, русская школа в балете представляла собой сочетание итальянской школы имеете со всем лучшим, что имелось во французской школе, с особым, типично русским темпераментом. После первых попыток добиться высокой техники и виртуозности Леньяни и других балерин ее типа Павлова последовала совету Гердта и сделала технику своей служанкой, а не госпожой. Однако те, кто сегодня утверждают, будто у Павловой была слабая техника, либо совершенно не в курсе дела, либо пытаются самым недостойным образом умалить высокие достоинства великой балерины, которую они никогда не видели. На самом дело у Павловой были необыкновенно-крепкие пуанты и великолепный высокий подъем. Появись она на свет на полвека раньше, к ней можно было бы отнести следующие слова Теофиля Готье:
«Если маленькая ножка с высоким подъемом стоит на носке подобно стреле, если, ослепительная и целомудренная, она сладострастно движется в облаке муслина, нам больше ничего не нужно».
Обладая исключительно крепкими пуантами, она отличалась в то же время поразительным чувством равновесия и могла как угодно долго сохранять его в своих изумительных арабесках. Но в отличие от некоторых современных танцовщиц она никогда не стремилась поразить зрителя демонстрацией голой техники, она всегда подчиняла свой танец тому настроению, которое она хотела в нем передать. С самого начала ее сценической деятельности необыкновенное чувство позы и равновесия обеспечило ей блестящее исполнение адажио. Па де буре на пуантах через всю сцену она выполняла так стремительно и плавно, что, казалось, плыла в воздухе.
«Она не танцует, а летает»,— говорил Дягилев. Описать ее танец или тем более выразить в словах ее мастерство — невозможно. Пожалуй, лучше всех об этом сказала вскоре после смерти Павловой Карсавина:
«...многие балерины удовлетворяются тем, что нравятся публике блеском и бравурностью исполнения. Павлова же завоевывала сердца своей неподражаемой грацией, утонченностью, каким-то не поддающимся описанию волшебством, какой-то одухотворенностью, присущей только ей одной.
В моем представлении она была олицетворением романтической красоты в танце. Нигде ее воздушная легкость не получала более тонкого отражения, чем в «Сильфидах» и в «Лебеде»... ...много говорилось об особой плавности движений ее рук. Это было индивидуальной особенностью ее дарования, единственного в своем роде. Она пользовалась этим даром, так же как и всеми другими своими приемами, подчиняясь тому внутреннему чутью, которое руководило ею в ее изумительном исполнении». В течение всей своей артистической деятельности Павлова старалась как можно чаще заниматься с Чекетти. В свободное время она довольно часто ездила в Милан, чтобы поработать там под его требовательным оком. Чекетти не пропускал ни одного спектакля Павловой в Милане. Однажды после одного из особенно вдохновенных ее выступлений он сказал:
— Я могу научить всему, что связано с искусством танца, но у Павловой есть то, чему научить может только господь бог.
