Билеты в Большой театр 
На выпускном экзамене, состоявшемся в феврале 1899 года, Павлова выступала в балете «Мнимые дриады», поставленном ее учителем Гердтом, и танцевала вариацию из «Весталки», поставленной М. Петипа. Вот что пишет по этому поводу автор биографии Анны Павловой Валериан Светлов. «В этот именно вечер впервые появилась перед публикой воспитанница Павлова, и в этот же вечер она «первые обратила на себя общее внимаиие. Тоненькая и стройная, как тростинка, игибкая, как она же, с наивным личиком южной испанки, воздушная и эфемерная, она казалась хрупкой и изящной, как севрская статуэтка. Но иногда она принимала аттитюды и позы, в которых чувствовалось что-то классическое, и если бы одеть ее в эти моменты в античный пеплум, то получилось бы большое сходство с одной из figurine de Tanagra.
C детской наивностью изобразила она scene de coquetterie «с молодым крестьянином» и с шаловливой резвостью танцевала с мнимыми дриадами. Все это было юношески весело и мило, и ничего больше сказать было нельзя, кроме разве того, что мимика этой девочки в сцене с крестьянином была уже выразительна и уже чувствовалось в ней что-то свое, а не ученическое. Но в отдельной вариации на «Весталки» (вставная, с муз. г. Дриго) ужо почувствовалось нечто большее, нечто такое, что давало возможность, не становясь в позу пророка, предугадывать в этой хрупкой танцовщице будущую большую балерину. Я не знаю, сколько ученое жюри поставило воспитаннице Павловой, но в душе своей я тогда же поставил ей полный балл». А вот что писал об А. Павловой примерно тогда же другой танцовщик:
«Это была очень тоненькая девушка, ростом немного выше среднего. У нее была чарующая улыбка и красивые чуть грустные глаза; длинные, стройные, очень красивые ноги с необыкновенно высоким подъемом; фигура изящная, хрупкая и такая воздушная, что, казалось, она вот-вот оторвется от земли и улетит».
После окончания школы Павлова стала быстро и уверенно продвигаться, и вскоре ее окружило всеобщее поклонение весьма разборчивой петербургской публики. Уже в первый год службы в балетной труппе Императорского Мариинского театра Павлова внесла в целый ряд исполняемых ею партий свое толкование. В 1902 году она стала второй солисткой, в 1903 году — первой солисткой, а в 1905 — балериной. В том же году она впервые исполнила танец «Лебедь» (чаще называемый «Умирающим лебедем») — сольный номер, специально для нее поставленный Фокиным, пользовавшийся огромной известностью во всем мире на протяжении почти всей ее артистической деятельности.
Успех, которого она достигла исполнением этого танца, ее умение искусно изобразить благородную птицу необыкновенно пластичными, казалось, не требовавшими никакого усилия движениями рук, передать смертельную агонию лебедя, несомненно натолкнули руководителя Мариинского театра на мысль поручить Павловой роль Одетты-Одилии в «Лебедином озере». Вскоре после этого Павлова стала прима-балериной. Три года спустя, в 1909 году, она отметила десятилетие своей работы в Императорском театре исполнением главной роли в «Баядерке». Достигнув звания прима-балерина, Павлова, как и все ведущие артисты в царской России, стала часто получать отпуск и совершила несколько турне по Европе. Первое турне состоялось в 1907 году; вместе с Адольфом Больном она побывала в Стокгольме, Копенгагене, Праге и Берлине. На следующий год она совершила еще одно турне — на этот раз вместе с Больмом и Николаем Легатом, а в 1909 году побывала в Париже в составе дягилевского Русского Балета в первый год его Русских Сезонов. Все это время она не порывала связи с Императорским театром, и с каждой гастрольной поездкой росла не только слава Павловой, но и слава русского балета.
Некоторые черты ее характера и темперамента проявились уже в 1905 году, когда она возглавила забастовку балетной молодежи Мариинского театра. В Мариинском театре имелась группа молодежи, которая добивалась самоуправления. Это стремление нашло горячую поддержку со стороны молодой Павловой. В определенных кругах старались преуменьшить ее участие в этих незначительных, окончившихся неудачей стычках и уверяли, будто она приняла в них участие только из чувства солидарности с товарищами, хотя это якобы шло вразрез с лучшей стороной ее натуры. Сами обстоятельства этого дела неизвестны — во всяком случае за пределами России — и вряд ли были широко известны когда-либо. Однако я полагаю, что Павлова была главной зачинщицей и вожаком этой забастовки, ибо всю свою жизнь стремилась к полной независимости и свободе творчества. На разных этапах ее жизни и артистической деятельности можно найти немало примеров ее сочувствия к товарищам по работе и солидарности с ними, и в то же время не было случая, чтобы Павлова пошла на какие-либо компромиссы в вопросах искусства. Для двадцатипятилетней танцовщицы, только что получившей звание балерины, это было, по-видимому, очень важным вопросом. Никакая солидарность со своими товарищами не побудила бы ее ополчиться против театрального начальства, если бы дело не касалось интересов искусства.
