Билеты в Большой театр 
Дирижер мог быть эпически монументален, вызывая к жизни стройные, согласованные во всех своих деталях ансамбли, огромные массивы звучания хора, оркестра, солистов. Одним из любимейших спектаклей Мелик-Пашаева до последних дней являлась «Аида»; в финале второго акта оперы он исторгал поистине потрясающие звучности, впечатлявшие как динамической силой, так и редкой пластичностью мелодических образов. Шедеврами дирижерского искусства Мелик-Пашаева являлись такие монументальные вокально-симфонические полотна, как марш солдат в «Фаусте», массово-хоровые сцены в опере Сен-Санса «Самсон и Далила», замечательные мужские ансамбли «Декабристов», эффектные ансамбли в «Гугенотах», грандиозные хоры второго акта «Абесалома и Этери» и многие другие аналогичные страницы оперной литературы. И в то же время в искусстве дирижера привлекал большой лирический дар, глубокое ощущение красоты поэтических образов, нежной экспрессии любовных эмоций. Через всю творческую жизнь Мелик-Пашаев пронес тяготение к таким операм, как «Евгений Онегин», «Травиата», «Царская невеста», «Ромео и Джульетта», «Вертер». Трудно забыть, например, с какой выразительностью пели под его управлением свою жалобную мелодию скрипки во вступлении к последнему акту «Травиаты». Но, умея добиться глубокой экспрессии, Мелик-Пашаев никогда не переступал грань художественности, не допускал надрыва, слезливого сентиментализма. От этих «соблазнов» дирижера оберегали его здоровая уравновешенная натура, большой художественный вкус. Именно в связи с возобновлением в новой постановке «Травиаты» (1937) А. Б. Гольденвейзер в «Известиях» дал высокую оценку мастерству дирижера, «естественно, просто и одухотворенно передавшего несложную, но далеко нелегкую партитуру Верди. При малейшем недостатке чувства меры музыка «Травиаты» из гениальной легко может стать невыносимо банальной».
Выдающиеся работы дирижера
Выдающейся работой Мелик-Пашаева была постановка «Иоланты» на сцене Большого театра. В этой опере, где нет ни одной не согретой искренним чувством фразы, где все овеяно благородными, чистыми и искренними эмоциями, дирижер нашел свою подлинную стихию — лучезарную светлую красоту музыки, возвышенный лирический пафос. Так и в «Пиковой даме» дирижеру ближе эмоциональная напряженность и мелодическая красота сцен Германа и Лизы, нежели обостренный трагизм четвертой картины (спальня Графини), мрачное смятение чувств Германа. Такова сама природа светлого дарования музыканта, его творческой натуры. Когда пытаешься охарактеризовать дирижерский облик Мелик-Пашаева, то первым напрашивается слово: «пение». Его пластичный, широкий, плавный жест заставлял петь не только певцов, но и оркестр. Кантилена оркестра, поразительная певучесть всех групп — от струнных до меди — составляла покоряющую силу искусства Мелик-Пашаева. Любые темпы, любая оркестровка не могли затушевать эту черту дирижерского мастерства Мелик-Пашаева. Оно, конечно, связано с дирижерской манерой, виртуозным техническим мастерством, изящной пластикой обеих рук. Но главное, несомненно — в его поющей душе. И здесь нельзя не вспомнить того обстоятельства, что Мелик-Пашаев вырос как музыкант в оперном театре, что с ранней юности представление о музыке у него прежде всего ассоциировалось с представлением о пении.
Вот почему Мелик-Пашаев так самозабвенно был предан оперному театру. Он — один из тех немногих дирижеров нашего времени, которые по-настоящему любят звучание человеческого голоса, и не только любят, но и чувствуют его безграничные выразительные возможности, все его краски, интонации. Поэтому оркестр Мелик-Пашаева при всей торжественной красочности и выразительности никогда не заглушал, не оттеснял на задний план певцов. Дирижер умел найти гармоничный синтез вокального и оркестрового звучания, не подавляя одно другим, но всегда помогая певцу наиболее полно проявить свои данные. Это с особой наглядностью раскрылось в мастерском руководстве дирижером оперными ансамблями, где ни один голос не должен доминировать, но все должны литься свободно и ровно. Когда говоришь об ансамбле, то невольно приходит на память чудесный квинтет из второго акта «Кармен». В последние годы своей жизни Мелик-Пашаев уже не дирижировал этой, когда-то очень любимой им оперой. Но до сих пор явственно звучит в ушах гениальный квинтет, как его поставил дирижер. Ни одного грубо или невнятно произнесенного слова, ни одного голоса, перевешивающего другие, предельно точный ритм, но не механический, а живой, упругий, наполненный глубокой внутренней энергией; и все это при быстром темпе, почти скороговорке на mezz-o-voce.
В еще большей степени мастерство Мелик-Пашаева раскрылось в работе над «Фиделио» Бетховена — опере, изобилующей труднейшими ансамблями, обогащенной оркестровой культурой великого симфониста. В основе мастерства дирижера лежал большой и упорный труд. Но в том и сила таланта, что слушатель не замечал затраченного труда, отдаваясь ласкающей стихии звуков, то веселых и грациозных, то взволнованно-страстных, то эпически-величавых.
