Билеты в Большой театр 
ЦАРСКАЯ НЕВЕСТА (Продолжение)
Вторая половина первого действия оперы особенно важна для развития характера Любаши. Начиная с разговора Грязного с Бомелием, окончательно убеждающего Любашу в справедливости ее подозрений, каждая сцена наносит ей новый удар. Она понимет, что Григорий разлюбил ее окончательно. Передать нарастание эмоционального напряжения, правдиво показать бурную смену настроений Любаши — от униженной мольбы до злой иронии — такова большая и ответственная задача, стоящая перед исполнительницей партии Любаши. Для меня эта задача осложнялась еще и тем, что мне важно было в этой сложной драматической ситуации донести до слушателя именно тот образ Любаши, который мне представлялся верным, подтвержденным драматургическим и музыкальным материалом.
Узнав о любви Грязного к Марфе, я выходила подавленная, разбитая, глубоко потрясенная, безвольно опустив руки. Робко подходила к Грязному и ласково спрашивала его, положив ему руку на плечо:
«...ты на меня сердит? Чем, глупая, тебя я прогневила?». И услыхав его злобный ответ: «Отстань!», оскорбленная, начинала упрекать его, во мне загорались гнев, обида. Я бросалась на скамью и начинала судорожно рыдать. Состояние Любаши илллюстрируется в оркестре минорной нисходящей гаммой, которая является вступлением к дуэту. В красивом, выразительном, певучем дуэте Любаша пела об утраченной любви. Композитор нашел чудесные мелодии, характеризующие душевную тревогу Любаши.
Я бросалась к Григорию со слезами, ловила его руки, обнимала его колени, умоляла не покидать меня. И в драматическом, напряженном ариозо, в котором выражалось все мое отчаяние, я с мольбой говорила ему о своей любви, о том, что «свой стыд девичий я для него забыла, забыла отца и мать», и с рыданием пела: «Все для тебя... все для тебя... А ты меня покинешь...». Потом, совсем обессиленная, падала к его ногам, умоляя не погубить моей души.
Не отвечая на мольбы, Грязной" уходил, оставляя Любашу в полной растерянности. Я бежала за ним с криком: «Постой... Не уходи...», пыталась его задержать и как вкопанная останавливалась перед захлопнутой дверью. «Ушел и даже не взглянул ни разу!..» В оркестре звучала музыка большого драматического напряжения на фоне ударов медного колокола. Обезумевшая от ревности, обиды, горя, обуреваемая жаждой мести, я бежала на авансцену со словами: «Ох, отыщу же я твою колдунью и от тебя ее отворожу». Металась по сцене, не могла успокоиться, наконец на ходу накидывала платок и выбегала на улицу.
Мне казалось, что тот внешний рисунок роли, который возник у меня в результате серьезной работы — самостоятельной и с режиссером,— наиболее полно помогал раскрытию внутреннего состояния Любаши. Мне хотелось уйти от обычных на оперной сцене штампов, создать на основе яркого и волнующего музыкального образа живой, правдивый и верный человеческий характер.
Второе действие происходит на улице Александровской слободы. На переднем плане налево — дом Собакиных, ворота, деревянная лавка под окном; напротив — дом Бомелия с калиткой; в глубине сцены — ограда и ворота монастыря.
Осенний теплый вечер, на деревьях переливы золотистых, красно-желтых листьев. Улица опустела, темнеет. Я — Любаша, полузакрыв лицо фатой, появляюсь из глубины сцены на фоне интермеццо, построенного на теме песни первого действия. Крадущимися шагами, озираясь по сторонам, ищу дом, где живет моя соперница. Дойдя до середины авансцены и узнав по приметам дом Собакиных, останавливаюсь, словно застывая. Услышав смех из освещенного окна, я еще раз оглядывалась вокруг со словами: «Разведала... так вот гнездо голубки», и, подбегая к дому, вскакивала на скамью и заглядывала в окно. Приняв сперва подругу Марфы Дуняшу за Марфу, Любаша как будто успокаивалась: «Разлюбит скоро Григорий эту девочку». Но, взглянув еще раз и увидев Марфу, пораженная ее красотой, отбегала со словами: «Ох, хороша! Глаза какие, эту не разлюбит. Зато и я ее не пощажу». И, приняв решение, Любаша, как обезумевшая, бежала к дому Бомелия, нетерпеливо стучала деревянным молотком в дверь. На стук выходил Бомелий и, осветив лицо фонариком, узнавал Любашу. Вкрадчиво и угодливо спрашивал: «Зачем пришла? Для девушки пригожей на все, на все готов». Я с достоинством и властно просила его составить мне такое зелье, чтобы иссушить красоту, «и то не вдруг, а понемногу», суля в награду перстень изумрудный, жемчуг, ожерелье. Но Бомелию этого не надо, ему нужен один лишь поцелуй.
Иллюстрации к книге:
