Билеты в Большой театр 
УЧЕБА В КОНСЕРВАТОРИИ. ЗНАКОМСТВО С А. В. НЕЖДАНОВОЙ. ПЕРВЫЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ. ПРОБА В МАРИИНСКОМ ТЕАТРЕ. ПОСТУПЛЕНИЕ В БОЛЬШОЙ ТЕАТР
Чувство большой радости охватило меня, когда после долго отсутствия я вновь очутилась в стенах консерватории. Опять те же классы, встречи с товарищами, интересные разговоры, расспросы, рассказы...
Встреча с Умберто Августовичем Мазетти была очень теплой и сердечной. Он расспрашивал о здоровье, о моей жизни в Италии. Я рассказала ему, что мне понравилась его родина, что я научилась бегло говорить по-итальянски, петь народные песни. С радостью приступила я вновь к занятиям. Я разучивала три арии Далилы, арию Эболи из оперы «Дон Карлос» Верди, которую я пела на итальянском языке, арию царицы Савской «Я наконец одна» из оперы Гуно «Царица Савская», которую пела по-французски. Разучивала я также партию Весны из оперы Римского-Корсакова «Снегурочка» и песню Леля из той же оперы.
Сценические занятия вел у нас педагог оперного класса А. В. Секар-Рожанский, известный в свое время исполнитель партии Садко. Впоследствии его заменил Н. Н. Званцев.
Вспоминаю мое первое выступление на ученическом вечере в оперном классе, в гриме и костюме. Я исполняла под рояль с дирижером сцену Любавы и дуэт с Садко из третьей картины. Помню, как я готовилась к этому вечеру, сколько было репетиций, радости, волнений, хлопот с примеркой костюма. Наконец настал долгожданный вечер. Вспоминаю себя сидящей, пригорюнившись, в светелке за столом в ожидании Садко. На мне был парчовый сарафан, канаусовая алая рубашка, на голове повязка, шитая золотом, серьги и бусы, на ногах сафьяновые сапожки. После небольшого фортепьянного вступления открылся занавес, и я запела первые слова речитатива «Всю ночь ждала его я понапрасну». Я не очень волновалась — свою партию я знала хорошо, так как много раз ее репетировала. Пела спокойно, уверенно, с удовольствием. Я любила эту арию —«Ох, знаю я, Садко меня не любит». А когда я закончила ее словами: «Меня не любит милый мой, ему постыла, видно, я»,—в зале раздались аплодисменты, хотя аплодировать на ученических вечерах не разрешалось. Это так меня подбодрило и окрылило, что я совсем вошла в роль и довела всю сцену с большим подъемом; принимали меня хорошо, и радости моей не было границ.
Мой дядя Сергей Трофимович всегда присутствовал на ученических вечерах, когда я выступала. Он интересовался моими занятиями, следил за успехами, был очень требователен ко мне и давал много ценных советов, к которым я всегда прислушивалась. Он хорошо разбирался в голосах, любил и умел ценить их. Я часто бывала в его семье. Дядя любил петь со мной дуэты: наши голоса по тембру были родственны и хорошо сливались. Вспоминаю, как мы пели с ним дуэт «О йе1 ппо ао1се агаог» из оперы «Фаворитка» Доницетти, дуэт Эскамильо с Кармен из последнего действия —«Если любишь, Кармен». Я пела с ним также в два голоса романс Шереметева «Я вас любил» и много других дуэтов.
У дяди, как у управляющего театров, была своя ложа в Большом театре, в бельэтаже, прямо против сцены, и я часто бывала в опере. Особенный восторг я испытала, услыхав Антонину Васильевну Нежданову в опере «Травиата».
Я была потрясена не только изумительным голосом, но и взволнована глубоким и сильным исполнением роли Виолетты. Впоследствии Антонина Васильевна рассказывала мне, что эту роль она проходила с Марией Николаевной Ермоловой. В виртуозном пении Неждановой было столько чувства, что я поняла: неждановское искусство — классическое искусство, сочетающее в полной гармонии музыку, пластику, силу переживаний, способствующее подлинному перевоплощению в исполняемый образ. Особенно сильное впечатление производили ее непосредственность и простота. Слушая Нежданову, я думала: «Неужели и я, начинающая ученица консерватории, тоже когда-нибудь буду петь на этой сцене с такими корифеями?».
