Об опере "Иван Сусанин" (книга, 1958 г), часть 6

Ранее: 1, 2, 3, 4, 5

Рядом с Моцартом и Бетховеном ставила Глинку, понятно, музыка «Ивана Сусанина». Та музыка, которую высшее аристократическое общество называло презрительно «кучерской». Оно терпело и принимало эту «мужицкую» музыку только из-за верноподданического сюжета «Сусанина», ради «идеи», которую барон Г. Розен старался вложить в свое либретто и которую сам Николай I точно сформулировал в новом названии, самолично данном им глинкинской онере, — «Жизнь за царя». Либретто оперы, то есть то, что было в опере Глинки самым уязвимым, дурным, безвкусным и лживым, более всего устраивало венценосного тирана, нравилось ему. Это была откровенная, нечистая политическая игра, спекуляция на теме, ничего общего не имевшая с заботой о развитии русского искусства, русской оперы, гения молодого композитора.
Сам Глинка в своих «Записках» и его друзья так описывали совместную работу композитора с бароном Розеном. В. Жуковский по вопросу написания либретто «Ивана Сусанина» «сдал» Глинку «на руки барона Розена, усердного литератора из немцев, бывшего тогда секретарем е. и. в. государя цесаревича!» По множеству свидетельств, большая часть оперы была написана прежде слов. Воображение Глинки «предупредило прилежного немца, — как бы по волшебному действию вдруг создался и план целой оперы, и мысль противопоставить русской музыке — польскую; наконец, многие темы и даже подробности разработки» — все это разом вспыхнуло в голове композитора.
В другом месте «Записок» Глинка писал: «Ему [Розену. — М. С] предстояло немало труда: большая часть не только тем, но и разработки пьес были сделаны, и ему надлежало подделывать слова под музыку, требовавшую иногда самых странных размеров; б. Розен был на это молодец... когда же размер и мысль подходили к музыке и согласовались с ходом драмы, тогда являлось в моем пиите необыкновенное упрямство. Он каждый свой стих защищал со стоическим геройством; так, например, мне показались не совсем ловкими стихи из квартета:
Так ты для земного житья Грядущая женка моя.
Меня как-то неприятно поражали слова: грядущая, славянское, библейское даже, и простонародное женка: долго, но тщетно бился я с упорным бароном, убедить его в справедливости своего замечания возможности не было... Прение наше окончил он следующим образом: ней нэ понимает, это сама лутший поэзия».
Подобный метод совместной работы неминуемо вносил чрезвычайный разнобой в оперу — разнобой между «кучерской» музыкой и псевдонародным, насквозь фальшивым литературным текстом, написанным в угоду великосветским вкусам и определенным политическим тенденциям. В основе своей этот разнобой был отражением борьбы двух культур — демократической, передовой национальной культуры и «культуры» Николая Палкина, булгариных и великосветской «черни».
Передовая русская общественность, деятели демократической культуры превосходно чувствовали эту внутреннюю борьбу, шедшую, можно сказать, на «территории» самой оперы Глинки. Может быть, лучше, откровеннее и точнее других писал об этом В. Стасов, когда с негодованием отзывался о «друзьях и советниках — негодяях николаевского времени», которые во время создания «Ивана Сусанина» «прилили свой подлый яд» в талантливую натуру Глинки.
Дальнейшая (после премьеры 1836 года) судьба «Ивана Сусанина» с поразительной рельефностью отразила в себе этот конфликт двух культур. Разве не любопытно, что премьера «Сусанина» в Москве, в Большом театре, состоялась через целых шесть лет после петербургской? Передовые русские музыканты с восторгом говорили о партитуре «Сусанина», но сюжет, малограмотный текст барона Розена, претил многим. В какой-то мере, думается, именно этим объясняется то, например, что «Могучая кучка» открыто отдавала предпочтение «Руслану и Людмиле»; члены «Могучей кучки» даже называли себя «русланистами». Характерно, что много лет до революции «Сусанин» шел обычно только в праздничные, «табельные» дни.
Кричащие противоречия в либретто и отвратительный, совершенно нерусский литературный текст оперы так резали ухо, что одно время сама дирекция императорских театров решила было заняться его переработкой. Вот что было напечатано в 1913 году в «Русской музыкальной газете»: «Дирекция императорских театров поручила литературному комитету переделать и исправить либретто оперы «Жизнь за царя», написанное бароном Розеном, изобилующее, по мнению дирекции, невероятными оборотами и выражениями, совершенно недопустимыми в гениальном произведении Глинки. Во многих случаях несовершенство дикции исполнителей скрывает недостатки розеновского либретто. Но хорошо было бы,— добавляет газета,— если бы дирекция попыталась также устранить и «несовершенство дикции» на
своей образцовой сцене». Однако дирекция императорских театров так и не отважилась покуситься на «творение» барона Розена. С его текстом «Иван Сусанин» и дожил до Великой Октябрьской социалистической революции.

Продолжение...