Об опере "Иван Сусанин" (книга, 1958 г), часть 3

Ранее: 1, 2

Какие «поправки» вносит в сюжет рылеевской «думы» Глинка? С гениальной прозорливостью он вводит в музыку своей оперы народ, отсутствующий у Рылеева: так раскрывается средствами музыки народность Сусанина, великая коллективность его подвига. Когда в третьем действии Сусанин гордо и смело бросает в лицо ворвавшимся в избу врагам: «Страха не страшусь, смерти не боюсь!» — мотив, который в интродукции оперы пел весь крестьянский мир села Домнина, Иван Сусанин выступает как представитель этого мира, как один из «народа Сусаниных», на которого в данном случае пал жребий вступить в единоборство с врагом. Возьми любого русского человека, поставь его перед той же дилеммой, что стояла перед Иваном Сусаниным, — он поступит также: не пропустит, погубит врагов, хотя бы ценой своей жизни. Однако в музыке перед нами совершается и таинство воссоединения отдельного, «единичного» героя с народом. В течение всей оперы в музыке постепенно формируется, выкристаллизовывается новый мотив, новая тема — тема «Славься». И именно оттого, что мотив этот вырастал прежде всего в партии Сусанина, «Славься», звучащее в апофеозе, после смерти героя, когда трагедия уже .закончена, воспринимается нами одновременно и как всенародный гимн и как «личный мотив» самого Сусанина, как тема его бессмертия. Сусанин у Глинки, вышедший, выделившийся на миг из толщи народа, свершивший от имени Сусаниных всей русской земли свой подвиг, «возвращается» в народ, навсегда растворяется в народной стихии! Такова «философия истории», нашедшая свое отражение в творчестве Глинки. Так решал он в своей опере проблему народа и личности. Это и позволяет нам утверждать, что вопрос о декабристском влиянии на Глинку неизмеримо сложнее, чем это иным кажется. Глинка пошел дальше декабристских как исторических, так и эстетических канонов. И его Сусанин иной, чем у Рылеева, к «думам» которого, кстати сказать, критически относился — в плане народности — сам Пушкин. Как это ни парадоксально звучит, но именно преодоление в «Иване Сусанине» декабристских традиций подводит Глинку к позициям пушкинской эстетики — «судьба
человеческая, судьба — народная». Пусть народ в «Иване Сусанине» Глинки — это пока еще не народ «Бориса Годунова» (образ которого через тридцать с лишком лет создаст Мусоргский), пусть крестьянская масса изображена до известной степени по-оперному, условно, — все же вся историческая концепция Глинки являет собой пушкинское начало в русской классической оперной драматургии, впервые нашедшее свое воплощение в музыке «Сусанина». Именно музыка — и, подчеркнем, в свое время только музыка Глинки — делала его первую оперу новаторским, передовым и классическим произведением.
Что же определяло, характеризовало музыку «Сусанина» Глинки? Можно было бы попросту кратко сказать — народность, реализм, правдивость, глубоко национальный стиль. Все эти черты действительно присущи глинкинскому «Сусанину». Но ведь и до «Сусанина» Глинки русские композиторы стремились к передаче в музыке и национального колорита, и народного элемента, для чего использовали народные песенные и танцевальные мотивы, рисовали жанровые сцены и характеры. Все эти музыкальные компоненты и черты — народность, национальность, реализм — обрели в глинкинской партитуре новое качество. Не всем известно, что до «Ивана Сусанина» Глинки на русской сцене шел другой «Иван Сусанин» — дирижера петербургского театра и композитора Катерино Кавоса. То была сентиментально-назидательная мелодрама, наивная и бесталанная.
Глинка в своей музыке, по словам В. Одоевского, возвысил народный мотив до подлинной трагедии. «Напев Сусанина [в его арии], — писал Одоевский, — достигает высшего трагического стиля, — и дело доныне неслыханное! — сохраняет во всей чистоте свой русский характер. — Надобно слышать эту сцену, чтобы увериться в возможности такого соединения, которое доныне почиталось несбыточною мечтою». В другой своей статье тот же Одоевский так отзывался о музыке «Сусанина»: «...многие из любителей ожидали услышать в опере несколько обработанных, но известных народных песен — и только.
Но как выразить удивление истинных любителей музыки, когда они, с первого акта, уверились, что этою оперой решался вопрос, важный для искусства вообще и для русского искусства в особенности, а именно: существование русской оперы, русской музыки... С оперою Глинки является то, что давно ищут и не находят в Европе — новая стихия в искусстве и начинается в его истории новый период: период русской музыки. Такой подвиг... есть дело не только таланта, но гения!»

Продолжение...