Ранее: 1
Когда я приехал к Мусину, мне было 18 лет. Конечно, мы, его студенты, все время старались дотянуться до него. Но я не мог понимать, чувствовать и десятой части того, что понимал и чувствовал он. Сейчас, продирижировав немало музыки с разными оркестрами, я мысленно возвращаюсь к тому, о чем он говорил, чему учил.
- Вам приходилось общаться помимо консерваторского класса?
– Безусловно. Он говорил, что питается энергией своих учеников и благодаря этому всегда остается молодым. Мусин принимал участие в жизни учеников, а не просто вел занятия. Помогал студентам, у которых были финансовые проб- лемы, подкармливал. Он сам родился в Костроме и чуть ли не пешком пришел учиться в Петроград. Он нам расска- зывал, как познакомился в буфете с Théâtre du Capitole Orchestre National du Capitole de Toulouse пареньком, который позвал его послушать свою первую симфонию. Это был Митя Шостакович. Он знал Глазунова, который в годы его учебы был ректором консерватории. Я учился у человека, который лично видел Глазунова! Благодаря ему мы прикасались к истории.
– Было ли столь же плодотворным общение с Юрием Темиркановым, у которого вы заканчивали консерваторию?
– Все дирижеры, вышедшие из класса Мусина, очень разные, но их объединяет одно – служение музыке, понимание, что музыка больше, чем набор нот. Мне посчастливилось, что я учился у Юрия Хатуевича – уникального дирижера. Этот человек, если за что-то берется, относится к делу очень серьезно. И час, проведенный с Темиркановым (а он проводил около часа с каждым из четырех своих студентов), шел за 24 академических часа. Он нагружал таким количеством информации, восов, идей, что этого хватало на несколько месяцев раздумий.
ОТ ИСЛАНДИИ ДО САНКТ-ПЕТЕРБУРГА
– В Валлийской опере вы дебютировали, еще не окончив учебу?
– Я окончил консерваторию в 2001 году, дебютировал там в 2002-м. Мой европейский оперный дебют прошел в Рейкьявике, в Исландии, где я дирижировал «Богему» и куда по какой-то счастливой случайности приехал генеральный директор Валлийской национальной оперы. Он послушал спектакль и предложил возглавить его театр. Это очень необычно: мне было 24 года, и, как оказалось, я стал самым молодым музыкальным руководителем вообще в истории оперного театра.
– До Рейкьявика был только опыт оперной студии?
– Да. Конечно же, в оперной студии все хотели дирижировать «Евгением Онегиным», «Севильским цирюльником». А мне достался «Волк и семеро козлят». И многие певцы, которые сегодня блистают на разных сценах, были у меня козлятами, мамой, волком… Я с такой ответственностью отнесся к этому делу, так серьезно репетировал с козлятами, будто это был «Борис Годунов». И школа это была замечательная.
– Как вы попали в Мариинский театр?
– Мариинский театр находится напротив консерватории, и в годы учебы после занятий я перебегал дорогу и оказывался на спектаклях или репетициях. Часто они заканчивались за полночь, и я потом 3 часа шел пешком до общежития, одухотворенный, находясь под впечатлением той великой музыки, которую услышал у Гергиева. Те репетиции и спектакли многому меня научили. Позже я стал сотрудничать с только возникшей академией молодых оперных певцов, возглавляемой Ларисой Абисаловной Гергиевой. Мы делали совместные проекты, я все время сидел на уроках, мастер- классах, – жил в обстановке театра. Когда появились первые результаты, мы сделали небольшие оперы Россини, акты из опер с молодежью. Оркестр при этом был Мариинского театра. Когда увидели результаты, мне предложили стать ассистентом Валерия Абисаловича Гергиева.
– Тогда и возник интерес к оперному театру?
– Даже чисто с музыкантской точки зрения опера меня всегда привлекала, с тех времен, когда я только заинтересовался дирижированием. Опера – это сочетание трех элементов: музыки, звучания оркестра и голоса, театральности, на этих трех китах держится опера, на мой взгляд. Театральность в музыке – это одна из важнейших черт. Музыка должна о чем-то рассказывать, поэтому приход в Большой театр, как и до этого в Мариинский, мне кажется очень логичным.
Текст: Анна Галайда
Источник: Большой театр