Билеты в Большой театр 
Ранее: Часть 77
Ин. Попов, Традиции бывают разные
Сценическая судьба «Руслана и Людмилы» сложилась необычно. За 130 лет сценической жизни оперный шедевр Глинки пережил многие десятки премьер. И мало какая из классических оперных партитур подвергалась столь активным «хирургическим операциям». (Она сокращалась до одной трети!) И сокращали вовсе не от злого умысла. Дело в том, что при скрупулезном следовании авторской партитуре сценическое действие становилось вялым, заторможенным, статичным. Дирижеры, режиссеры, музыкальные критики терялись в догадках. Парадоксальность ситуации была очевидной. С одной стороны, музыка — гениальная в самом полном и точном смысле слова. С другой — вроде бы настоятельная необходимость сделать ее более «сценичной». Ведь «Руслан» идет около пяти часов! Главный режиссер Большого театра СССР Б.
Покровский предпринял попытку архисмелую — раскрыть почти все купюры в глинкинском «тексте». Архисмелую потому, что очень сложна драматургия этой огромной оперы. Архисмелую потому, что многое в ее постановках было освящено вековыми традициями и крупнейшими авторитетами. Б. Покровский вместе с главным дирижером ГАБТа Ю. Симоновым, хорошо почувствовавшим «симфонический и сценический нерв» партитуры, убедил нас в том, что это не только возможно, но и чрезвычайно интересно, художественно увлекательно. Постановщики исходили из того, что музыка Глинки и, симфонична и сценична. Как известно, в «Руслане и Людмиле» много больших арий и. ансамблей. Ария Руслана «О, поле, поле», например, столь необычна по форме, что приводится в качестве уникального примера во всех консерваторских курсах. На сцене она обычно выглядела как сольный концертный номер, затягивавший действие. Так же воспринималась и большая ария Людмилы в первой картине. Режиссер насытил обе арии сценическим действием.
Теперь ария Людмилы превратилась в сценически яркий, чуть кокетливый разговор ее с женихами, а в арии Руслана герой осматривает мертвое поле, куда он попал, размышляет о судьбах бойцов, почивших на нем, ищет себе меч булатный, вспоминает о Людмиле. И все это, оказывается, и сценически, и музыкально, и в либреттно-текстовом плане было заложено в партитуре Глинки! Кстати говоря, Б. Руденко, исполняя партию Людмилы, очень хорошо почувствовала замысел постановщика и убедила в том, что она не только отличная певица, виртуозно владеющая голосом, тонко-чувствующая красоту музыкального образа, но и прекрасная драматическая актриса. В еще большей степени слиты воедино музыкальный и сценический образы у Е. Нестеренко. Его Руслан необычен. В нем нет ничего от традиционно-тяжеловесного витязя. Он юн, порывист, динамично-активен. Е. Нестеренко как бы мужает на протяжении спектакля. Мы видим, как от сцены к сцене испытания закаляют его, делают все более мужественным, энергичным, сильным ,не только физически, но и духовно.
Если в садах Наины он на какой-то момент поддается пьянящим волшебным чарам, то у Черномора перед нами рыцарь, чей дух бесстрашно-упорен, сила несокрушима. Широко использует Б. Покровский для динамики спектакля мотивы сказочных превращений. И они также все заложены в глинкинской партитуре. Пожалуй, никогда еще огромные постановочные эффекты и возможности замечательной сцены Большого театра не использовались столь полно и ярко. В садах Наины, в чертогах Черномора дворцы, сады, волшебные цветы, волшебные огни появляются и исчезают со скоростью более чем кинематографической. По ходу действия и сама Наина несколько раз из уродливой старухи оборачивается обольстительной красавицей. Все это эффектно, красочно. И сценически оправдано. Вообще при всем постановочном богатстве и роскоши лишних деталей на сцене нет. Стоящая в центре голова Перуна (постановщики в лолном соответствии с Пушкиным и Глинкой перенесли действие в языческую Русь) к концу первой картины неожиданно превращается в свадебную опочивальню Людмилы и Руслана, из которой ее и крадет невидимый нам Черномор. Многочисленные хитроумные волшебства в его чертогах несут сценическую нагрузку. В садах же чародейств Наины сцена почти пуста... Используются в основном световые эффекты и эпизодически — люки, чтобы освободить поле действия балетмейстеру. Ю. Григорович великолепно поставил танцы в этом спектакле.
Их хореографический рисунок, быть может, некоторым покажется скромным и простым. Но это простота высокого мастерства. Постановщик прибегает к очень оригинальным приемам сценического воплощения оперы. Он превращает в действующих лиц... артистов оркестра, «персонифицирует», делает сценически зримыми некоторые сольные партии оркестра. Когда Ратмир поет в садах Наины свою знаменитую арию с английским рожком (партию Ратмира превосходно, с точным синтезом музыкального и актерского образов исполняет Т. Синявская), солист оркестра в качестве сказочного персонажа подымается на сцену из люка, и мы слышим и видим дуэт контральто и английского рожка. Прочитать заново классический шедевр, несущий на себе вековой груз исполнительских традиций, — задача трудная. И отрадно, что Б. Покровскому, точно ощутившему намерение дирижера Ю. Симонова, их коллегам по постановке, исполнительскому коллективу ГАБТа удалось раскрыть замысел Глинки в первозданной чистоте. Спектакль смотрится с неослабевающим напряжением.
Все персонажи обрели свою драматургическую действенность (к ним надо еще добавить Баяна, Фарлафа, Финна и Гориславу, партии которых исполняют А. Григорьев, А. Эйзен, А. Масленников и Н. Лебедева). Какие пожелания можно было бы высказать в плане дальнейшей работы над спектаклем? Пусть не покажется парадоксальной подобная постановка вопроса. Она отнюдь не противоречит общей высокой оценке новой премьеры. Что касается чисто исполнительской стороны, речь в данном случае может идти лишь о некоторой «доводке» темпов, достижении еще большей ансамблевой безупречности. В плане постановочном хотелось откорректировать световую палитру спектакля. Я имею в виду не только работу осветителей. Сейчас, начиная едва ли не с похищения Людмилы вплоть до ее возвращения в Киев, — на сцене в основном господствуют сумрак, приглушенные световые тона. Между тем и в садах Наины и в чертогах Черномора возможностей для эффектной «игры светом» предостаточно. А это придало бы дополнительный динамизм действию. За последние годы и на драматической, и на музыкальной сцене прошло немало творчески интересных постановок классических произведений. Спектакль ГАБТа «Руслан и Людмила» среди них — одно из самых ярких явлений искусства.
«Известия», 1972, 2 окт.
Продолжение: Часть 79
