Балет «Вечно живые цветы» ("Мастера Большого театра"), часть 2.

Ранее: 1.

Мы дружно аплодировали композитору. Начались репетиции. Каждый день кроме среды и воскресенья, когда шли балетные спектакли, после четырех часов в училище приходил Александр Алексеевич Горский. Поставленные им танцы передавались затем педагогам-репетиторам В. Мосоловой, Е. Шарпантье, О. Некрасовой. Ассистентом Горского по постановке «Вечно живых цветов» был Асаф Мессерер, он же отрабатывал танцы сольных номеров. Времени было в обрез. Горский спешил, работал без устали. Участвовать в постановках Горского нам было особенно интересно, потому что балетмейстер не оставлял без внимания ни одного человека, присутствующего на сцене, даже если он совсем ничего не делал, а просто стоял или сидел как статист. «Раз ты на сцене, значит участник действия. На сцене у всех свои роли, даже деревья здесь зря не растут»,— шутил Александр Алексеевич.

Горский сам чудесно показывал, когда ставил танец. Я помню, что картину «Поле» он начал с середины — с «колосьев». Две линии, шестнадцать девочек. Танец был построен на движениях рук и корпуса. Вначале «посевы» стояли на одном колене, затем «рожь» начинала «вырастать». Горский показывал, как растет и колышется рожь.

— Ветерок ласковый по полю гуляет, играет с колосьями, а солнышко яркое, лучи его горячие,— говорил балетмейстер. Он вставал на одно колено, гибко перегибался из стороны в сторону, руки над головой чуть-чуть двигались.— Все выше и выше поднимается роясь, и тут же цветут васильки да маки меж вами, колосьями. Голубые да ярко-красные цветы...

Затем Горский начал ставить танец бабочек. Роли бабочек поручили ученице третьей младшей группы Шуре Кудрявцевой и Тамаре Ткаченко. Горский взял Шуру за руку, поставил ее посередине всех «цветов» и «колосьев» и сказал:

- Видела ли ты летом в поле бабочку? Следила за ее полетом? Она нежная и легкая, очень легкая... Еe полет на сцене должен быть вот таким... Горский превратился в «бабочку». Он летал среди «колосьев» и «цветов» широкими прыжками в арабеск и пел: «Тай-я! Тай-я!». Он так легко порхал по сцене, точно сам только что окончил балетное училище. Закончив эту картину, Александр Алексеевич начал ставить «Поле», теперь уже с самого начала. Старик крестьянин — Саша Руденко пашет землю, затем появляются три мальчика-сеятеля: Саша Царман, Миша Каверинский и Леня Кошечкин. Все мальчики из моей группы. Мерными движениями в такт широко льющейся мелодии они разбрасывали из кошелок зерно.

Горский, увлекаясь, говорил:

— Вы, мальчики,— мужики. Вы делаете великое дело, сеете хлеб, не будьте безразличны к этому жесту. Священнодействуйте! Он несет людям жизнь... В самый разгар репетиции появился дирижер Юрий Федорович Файер. Он, словно волшебник, «организовал» танцы всех картин в определенном порядке. Дирижерская рука помогала, но вместе с тем требовала от участников беспрекословного подчинения. Юрий Федорович был еще совсем молодой человек, среднего роста и довольно плотного сложения. Его глаза смотрели сквозь стекла очков внимательно, доброжелательно и ласково. У дирижера Файера был, вероятно, какой-то секрет — способность ощущать возможности каждого юного исполнителя. Случалось когда, что Юрий Федорович вставал со стула и показывал, как надо в лад с музыкой вступить в вариации бабочки или где необходимо тихо, «шепотом» пройтись по сцене. Его движения были, конечно, далеки от классических», несколько «косолапенькие», но ребят показы приводили в восторг.

Я была занята в «поварятах». Мы, шесть девочек, лихо плясали со сковородками в руках, костюмы у нас были мальчиковые. Наконец балет был готов. Премьера объявлена на утро 7 ноября 1922 года в помещении Нового театра Билеты не продавались, их раздавали по трудовым школам Москвы, по детским домам, где жили и учились бывшие беспризорники. Владимир Марц рассылал вместе с билетами тексты песен, которые ребята должны были разучить и петь потом в зрительном зале.

Уже с самого начала спектакля зрители с жаром включились в действие, искренне поверили, что Мальчик и Девочка обязательно найдут «вечно живые цветы». Надо было видеть их огорчение, когда Ведущий (дядя Володя) говорил: «Вот и сейчас талисман темен и недвижим». Но какой крик радости вырвался у детей в момент, когда талисман загорелся! А когда «хлебодары» угощали юных зрителей с настоящими пирожками и лепешками, они без конца скандировали «Спасибо!». И конечно, наверное, не так уж важны были сами пирожки, как то, что их сделали прямо на сцене.

Мы видели, какое приподнятое настроение царило в зале, когда все — и артисты и зрительный зал — запели «Мы — кузнецы...». Детский хор Большого театра под руководством хормейстера театра Ульриха Иосифовича Авранека помогал певцам из-за кулис. Сами участники спектакля с нетерпением ждали, когда же наступит очередь «Детского гимна». И вот после слов Мальчика: «Раз дети мы, цветы живые, устроим шествие детей-цветов» — зазвучала музыка. Тысячи голосов запели «Детский гимн». К сожалению, слова гимна мне вспомнить не удалось. В апофеозе весь зал снова пел, на этот раз — «Интернационал ». Когда закрылся занавес, Горский, Петровский, Марц, Федоровский и Файер без конца выходили на вызовы. Вдруг из зрительного зала выбежал на сцену мальчик лет десяти. Он смело прошел на середину, к рампе:

— Я — делегат от зрительного зала,— громко сказал он.— Мне поручили передать спасибо товарищам артистам. Спасибо тем, кто играл, и тем, кто палочкой махал.— И мальчик в пояс поклонился всем, кто находился на сцене.