Билеты в Большой театр 
А. А. Кливанская
По классу рояля я занималась у Анны Аркадьевны Кливанской. Занятия проводились два раза в неделю по полчаса. С первых же дней я невзлюбила своего педагога. Кливанская была уже немолодая, строгая женщина. Она никогда не прощала невыученного урока, не слушая никаких отговорок. Не знаешь урока, берешь неверные ноты — получай линейкой по рукам. Это было и больно и обидно, но все же не шло в сравнение с тем, когда Кливанская «тащила» провинившегося к заведующему школой Гаврилову. Многие из учеников звали Анну Аркадьевну Ведьмой Аркадьевной. И только много времени спустя я поняла, какой это был замечательный педагог. Она часто говорила: «Я хорошо знаю искусство танца. Оно не может жить вне музыки. Музыка — душа танца. Вы должны любить музыку, чаще ходить в оперу, слушать Глинку, Чайковского, Римского-Корсакова».
Иногда, чтобы успокоить нервы, она садилась за. инструмент. Рояль вдруг оживал. Он то плакал и стонал, то вдруг звучал нежно и трогательно. В такие минуты я боялась пошевельнуться. Анна Аркадьевна на моих глазах превращалась в волшебницу. Никогда прежде я не слышала музыку в таком виртуозном, одухотворенном исполнении. Я всякий раз давала себе слово серьезно взяться за музыку и... снова Анна Аркадьевна била меня линейкой за невыученный урок. Дело дошло до того, что в один прекрасный день я решилась на «подвиг»: как идти на урок, если ноты в руки не брала, Кливанская обязательно потащит к Гаврилову. Я подошла к двери, приоткрыла ее и слегка прищемила палец. Он так заныл, что я, обливаясь слезами, бросилась на первый этаж к школьному врачу.
Доктор Банкетов посмотрел и написал для Кливанской записку: «Освободить от занятий музыки по случаю травмы пальца». Девочки восторгались этим «подвигом», однако почему-то никто не последовал моему примеру. Только в старших классах я поняла, как права была Анна Аркадьевна в своем требовании «знать урок». Детская ненависть к педагогу сменилась чувством искренней любви. Кливанская научила своих учениц хорошо владеть инструментом, любить и понимать музыку.
Б. П. Тамарин
Урок грима был всего раз в неделю. Наш педагог, Борис Павлович Тамарин, молодой артист МХАТ, оказался строгим и придирчивым. Гримерный класс находился на втором этаже: несколько зеркал и длинные доски-полки возле них, заменяющие столы. Гримировались по очереди, всем мест не хватало. Поэтому каждый спешил поскорее занять место, чтобы пораньше освободиться. На первом уроке Тамарин положил передо мной длинную коробочку, разноцветный грим лежал красивыми кубиками. Педагог пристально смотрел на мое отражение в зеркале.
— Та-ак,— сказал он, — руки чистые?.. Очень хорошо. Начните грим. Возьмите бинт, завяжите им волосы, чтобы челка не мешала... Теперь немного смазать лицо вазелином... Теперь — общий тон, легким слоем.
Тамарин ходил по классу и громким голосом рассказывал, что следует делать. Десять девочек гримировались одновременно. Вскоре все девочки полюбили урок грима. Нам нравилось делать свое лицо красивым, выводить брови, удлинять ресницы «крапом», красить яркой краской губы.
Однако Тамарин безжалостно браковал нашу «мазню» и требовал сознательно усвоить и навсегда запомнить, как убрать тот или иной недостаток в лице. Тамара Ткаченко, например, училась делать свой широкий, немного курносый нос прямым и узким. Тамарин подходил к каждой из учениц серьезно, вдумчиво всматривался в ее лицо. Он находил все новые и новые возможности сделать так, чтобы лица со сцены смотрелись красивыми. Мальчишки наши этого предмета не любили. Загримируются, бывало, на скорую руку, и ладно. Но Тамарин сердился, обещал поставить «неуды» и только тогда ребята принимались «мазаться» как положено.
