Билеты в Большой театр 
В 1921 году, когда меня приняли в театральное училище, в нашей третьей младшей группе классический танец преподавал Леонид Алексеевич Жуков. Первого сентября наша группа в четвертом зале Училища ждала своего педагога. Кто-то поливал пол из лейки, кто-то из учениц, выбрав стул для Жукова, поставил его посредине у самого зеркала. Звонок на урок. Мы все застыли у станков. В зал вошел Леонид Алексеевич.
— Здравствуйте, здравствуйте, мадемуазель,— говорил он, широко шагая к приготовленному для него стулу.
На Леониде Алексеевиче был модный, щегольской темно-синий костюм с ярким галстуком, на мизинце блестел большой золотой перстень. Жуков взял журнал, сел верхом на стул и, положив на его спинку руки, стал вызывать нас по фамилии.
У Жукова было красивое лицо с удивительно ласковым взглядом серых с длинными прямыми ресницами глаз, волнистые русые волосы уложены на косой пробор, ямочка на подбородке придавала лицу выражение добродушия. Погрузившись в созерцание педагога, я не расслышала своей фамилии. И только когда он повторил ее, я громко, словно спросонья, басом выкрикнула:
— Здесь!
Жуков внимательно, слегка прищурив глаза, взглянул на меня:
— Ого-го! Ничего себе басок! — засмеялся он.
Вскоре мы уже знали про своего педагога все: ему тридцать один год, женат на балерине Марии Рейзен, был учеником Василия Дмитриевича Тихомирова и с первых лет работы в Большом театре занял ведущее положение. У Жукова были превосходные сценические данные: хороший рост, статная фигура и вместе с тем очень пластичная, изящная манера исполнения классического танца. Многие образы, созданные им на сцене Большого театра, отличались мужественной силой, благородством, искрились темпераментом, какой-то особой жизнерадостностью, оптимизмом. Увлеченность, правдивость во всем, что бы он ни делал на сцене, были основными чертами его творчества. В пантомиме, в красивых классических позах всегда присутствовала та неуловимая, типично Жуковская манера, которая неизменно покоряла зрителя.
В жизни он был веселый, остроумный и добрый человек. Его смешные истории любили слушать все артисты балета Большого театра. Многие, так же как и Рейзен, называли его «Жукиня». Он пользовался любовью и уважением в труппе. Педагогическая деятельность — и в театре, в классе солистов балета, и в театральной школе — отнимала у Жукова много времени, но это не мешало ему помимо всего прочего быть и руководителем балетной труппы Большого театра.
Вот таким деятельным, в расцвете творческих сил, жизнерадостным и остроумным застала я своего первого учителя классического танца в театральном училище. Педагог он был нестрогий, но требовательный. Движения показывал в полноги, но за правильностью и чистотой формы классического танца следил неукоснительно. Программы классического танца в то время не было. Педагоги вели классы кто как мог и хотел. Достоинством педагогического метода Жукова было развитие танцевальности и достижения абсолютной чистоты выполнения классических па. Добивался он этого многократным повторением движения, а иногда приемом, которого мне не довелось больше встретить ни у одного педагога.
Жуков пел мелодию вполголоса, его интонации, сливаясь с интонационным звучанием музыки, усиливали кантиленность, певучесть мелодии, а соответственно, и нашего исполнения. Жуков требовал, чтобы наши движения «были легки, женственны, грациозны», чтобы наши лица «не были бессмысленны с никому не нужной улыбочкой». Как ученик Тихомирова, воспитанный в его классе, Жуков, естественно, стремился добиться пластической выразительности у своих учениц. Точного тихомировского метода для девочек он мог и не знать, потому что в классе мальчиков Тихомиров, возможно, пользовался иным педагогическим методом, чем в классах девочек. Не знаю, какой это был метод развития артистичности, выразительности у мальчиков, но думаю, что в своей сути он был тот же.
Позднее я поняла, что некоторым отрицательным элементом занятий Жукова было завышение сложности движений. Леонид Алексеевич включал в комбинации движения, которые в современной методике проходят в пятом-шестом классах. Например, вращения: шене на пуантах, гран пируэт в позах арабеска, аттитюда. А мы были еще только в третьем. В конце концов мы все же справлялись с трудностями, но не всем это удавалось, поэтому успеваемость нашей группы была не на высоте. Только несколько девочек в силу своих способностей показали на весеннем экзамене хорошие результаты. Из двенадцати человек пять были отчислены из училища «за неуспеваемость».
Особо хочу остановиться на атмосфере, царившей в классе. Как я упоминала, Леонид Алексеевич был очень остроумным человеком. Бывало, его сравнения вызывали взрыв смеха. Никаких обид, слез в его классе не было. Если вспомнить крики и удары по ногам, плечам, рукам Веры Ильиничны Мосоловой, то класс Жукова мог показаться приятной забавой. Каждая из нас старалась изо всех сил заслужить доброе внимание педагога. Леонид Алексеевич в каждый урок включал работу на пуантах по десять минут. Это был самый любимый ученицами раздел работы в классе, потому что фантазия педагога рождала такие интересные комбинации из различных па-де-бурре и пируэтов в два оборота, что хотелось еще и еще раз их выполнить. Иногда Жуков давал целые вариации, очень танцевальные и красивые по композиции, которые могли бы быть с успехом перенесены на сцену. Изящные движения на пуантах сочетались еще с заносками и небольшими прыжками. Уроки увлекали Жукова. Он никогда не пропускал занятия, несмотря на то, что очень был загружен в театре.
