Наука жизни (продолжение)
— После войны и всего пережитого, — говорит Уланова, — мне захотелось внести новое в свои старые роли, наделить своих героинь такими качествами, как смелость, стойкость и решительность...
Ленинградская глава артистической биографии Улановой закончилась во время войны. В начале 1944 года она навсегда связала свою судьбу с Большим театром. Хотя Уланова говорит о Ленинграде с любовью и заметной грустью, она редко бывает теперь в этом городе, и, возможно, не только потому, что чрезмерно занята, — уж слишком тесно переплелись у нее в памяти светлые и мрачные воспоминания о нем.
— Я часто отдыхала раньше на озере Селигер,— сказала она мне однажды.— Деревушка, где я когда-то провела много счастливых дней, была разрушена во время войны. Теперь она заново отстроена, однако я не могу заставить себя снова поехать туда...
Одну из редких поездок в город своей юности Уланова совершила при мне. Это
было в конце апреля. Я узнал о ее предстоящей поездке случайно. Накануне Уланова как бы между прочим сказала:
— Завтра утром я не приду в класс. День-два меня не будет в Москве.
— Вы уезжаете? Куда? — спросил я.
— В Ленинград...
И она рассказала мне, что в Ленинграде должен состояться юбилейный спектакль Роберта Гербека, который после тридцатилетней артистической деятельности покидает сцену. Я тотчас же заказал себе билет на вечерний рейсовый самолет Москва—Ленинград.
Приехав в аэропорт, я узнал, что Галина Сергеевна летит тем же самолетом, что и я. Перед посадкой дежурный по аэропорту любезно предложил Улановой стать впереди ожидавших возле трапа пассажиров, но она с присущей ей скромностью отказалась от этой «особой привилегии». В самолете она долго рылась в сумочке и, найдя наконец то, что искала, протянула мне плиточку жевательной резинки «Спираминт»...
Это был один из тех немногих случаев, когда Уланова и я остались одни, без переводчика. Вот почему на протяжении всего полета мы объяснялись посредством односложных «да» и «нет», а иногда прибегали к помощи жестов.
При мне был балетный словарь Уилсона, и я показал Улановой помещенные в нем ее фотографию и биографическую справку. Склонившись над маленькой книжкой, она с любопытством разглядывала фотографии Анны Павловой, Вацлава Нижинского и других корифеев балета. Но увидев рисунки, изображавшие основные балетные позиции, она повела плечами и, взяв у меня карандаш, начала подправлять их. В эти мгновенья она казалась такой удивительно беспечной. Может быть — потому, что хоть на время оторвалась от своих повседневных дел. Глядя на ее лицо, озаренное радостью, я вспоминал наши веселые прогулки в Сан-Франциско. Америка всплыла в моей памяти еще и по другой причине: когда внизу алмазной россыпью засверкали огни Ленинграда, она, указывая на них, воскликнула: «Schon... Лос-Анжелос... Нью-Йорк...»
Иллюстрации из книги: