Билеты в Большой театр 
Балетное училище императорского театра всегда было учреждением достаточно закрытым и привилегированным. Брали туда обычно детей, чьи родители принадлежали к узкому театральному клану, либо по очень высокой протекции. До революции действовал и жесткий барьер вероисповедания. Но лишь придя в училище на экзамен и ощутив атмосферу сенсационности, в которой он происходил, я еще раз подивился смелости Горского, самозабвенно жившего интересами искусства и мало озабоченного соблюдением казенных приличий и педантичной престижностью. Экзамен происходил в самом большом — шестом зале, где обычно репетировали артисты. Перед огромными, во всю стену, зеркалами, за длинным столом сидела комиссия, в центре которой монументально возвышался Василий Дмитриевич Тихомиров, страж балетного академизма. Его лицо и поза излучали холод торжественности и изысканного скепсиса. Рядом с ним сидел Горский. По обе стороны от них располагались ведущие солисты театра и старейшие педагоги. За столом я видел Екатерину Васильевну Гельцер, Леонида Жукова, Виктора и Ивана Смольцовых, Александру Балашову. В дверях, у окон и вдоль стен стояли артисты, свободные от репетиций. Слишком необычной казалась всем эта затея с учебой для взрослых...
Испытуемых разделили на группы, по пятнадцать человек. Мы вошли в зал толпой, женщины и мужчины. Аккомпаниатор ударил по клавишам рояля, и экзамен начался. Движения нам задавали по очереди Иван Смольцов, Леонид Жуков и Василий Дмитриевич Тихомиров, который показывал комбинацию прыжков. Помню, Балашова, «болея» за меня, вдруг стала на «руках» подсказывать мне, как лучше сделать прыжки. Это настолько изумило меня, что чуть вообще не сбило с панталыку. И все-таки я испытал к ней благодарность. Маленькое участие запомнилось навсегда. Слишком ответственным был этот час в моей жизни! Потом, так же толпой, мы вышли из зала. Нас не томили долгим ожиданием. Ритуал зачисления в училище прошел без торжественности. В дверях появился тогдашний директор школы Гаврилов и скороговоркой прочел список принятых. В выпускной, восьмой класс к Горскому попали двое мужчин, Кирпичов и я (Кирпичов впоследствии сменил свою фамилию на Денисов), а также сестры Переяславцевы Вера и Тамара, Раиса Штейн, Галина Кравченко, ставшая впоследствии киноактрисой, Фаина Лиснер, Лина Альперова, Татьяна Сац и другие. Всего двенадцать человек. В младший, пятый класс, был зачислен Игорь Моисеев.
Итак, я стал «питомцем Терпсихоры». Моя мечта сбылась. Но я действительно был уже взрослым и ясно сознавал, что вступаю в мир, где танец — мерило всех отношений. Времени для постепенного ученичества не было. Мне предстояло пройти школьную программу восьми лет по сути за год. Физически я был сильным. Это помогало переносить голод. А голод был самый настоящий: «восьмушка» хлеба в сутки. Голод и холод. Одна-единственная «буржуйка» отапливала школьный зал. Сначала на нее ставили лейку со снегом. Потом талой водой поливали пол, чтобы не было скользко, и она тотчас замерзала лепешками... Но «в этой скудности жизни», как писал А. В. Луначарский, «великим утешением для масс» были именно театры Большой, Малый и Художественный, где «75% дешевых мест и 50% более дорогих распространяется исключительно среди рабочих и красноармейцев». «Существование театров в Москве, — писал дальше А. В. Луначарский, — является важным для государства с международной точки зрения. Закрытие театров является как бы симптомом умирания культурной жизни в стране. Мне лично приходится каждую неделю принимать по поручению тов. Чичерина двух или трех иностранцев. Каждый раз они выражают свое удивление перед существованием и высоким уровнем нашего театра» Эти строки А. В. Луначарского я открыл для себя недавно, перечитывая восьмидесятый том «Литературного наследства», в котором собраны документы, а также переписка В. И. Ленина и А. В. Луначарского. И подумал, что факт моей личной биографии — вступление в школу Большого театра в тяжелейшем для страны 20-м году — тоже иллюстрирует историю. Искусство держалось на тех, кто не поддался отчаянию, «бесу уныния», бесплодным рефлексиям, но работал и работал! И их деяния и мужество подготовили восход новых имен, перебросили звук переклички от поколения к поколениям, от умов в умы...
